«Царское слово крепкое, и я торжественно заявляю, что эти мои слова тоже будут святы и нерушимы».
Это говорилось глаза в глаза.
Но поверили приносившим слухи чужеземным лазутчикам…
Солнце над нами словно прибавило света — раздвинулась осенняя даль, ярче стала и выше сделалась прозрачная, без единого облачка синь. Неизвестно откуда в душе явилось предчувствие тонкого журавлиного клика, и я невольно задрал голову: пролетят в самом деле?.. Или над этими долинами всегда чуть слышно звучат похожие на журавлиный клик тревожные голоса покинувших родину махаджиров?
Странно вообще-то: в дни стотридцатилетия окончания Кавказской войны никто потом в Москве не написал об этой поляне, никто не вспоминал об этой встрече — пожалуй, и в самом деле предначертавшей грозный ход мировой истории.
Конечно же? этот мемориальный, как бы сказали нынче, комплекс — окаймленный стволами замолкших, скованных его высочайшею волей пушек, бюст императора и часовня за ним — должен был воплощать в себе военную и духовную мощь единой и неделимой России… Где это нынче все?
Черкесы слишком хорошо понимали, что именно стоит показать денно и нощно ищущему над Кавказом власти русскому царю и выбрали для этого удивительное место, которому, убежден, еще предстоит стать одним из центров паломничества… Есть на земле такие точки, откуда далеко видать не только в смысле географическом. Черкесские старейшины, назначавшие встречу императору именно здесь независимо от исхода переговоров, одним только своим выбором, завещали это место всем будущим насельникам: для размышлений о вечной красоте мира и непрочности бытия человеческого.
…В нем было много символов, и кто-то нынче находил бы в памятнике одно, другой — иное.
Но среди прочих, не сомневаюсь, был бы и этот: каменная твердость черкесского характера. Отвага.
Которых так пока не хватает тихо распродающей себя нынче России.
В. Распутин
КАК ДОЛЖНО В НАШЕ ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ СВОЙ НАРОД
В этой книге, в сущности, нет сюжета, той событийной канвы, того остова, который обрастает художественной плотью и являет законченную каноническую фигуру романа. Читатель, встречаясь с такой «законченной фигурой», чувствует себя спокойно: если она интересна, умна, духовно богата — он наслаждается ею, испытывает эстетические чувства от общения, испытывает и нравственное удовольствие от красоты поступков. Если же она неинтересна — знакомство всегда можно прервать. Но в любом случае у читателя складывается свой «физический» образ романа, который с чего-то начинается, проживает за определенный отрезок времени определенную последовательную жизнь и во имя какой-то морали, какого-то нравственного урока заканчивается.