отражается; я бы отверг новые небеса и новую землю, если бы не был уверен, что там будут и цветы, и зелень, и бесконечно реальные краски, и вся тварь воскресшая.
Вот подите же. Вы называете себя реалисткой. А кто из нас двух в этом больший реалист? Нет ли у Вас тут в представлении о новых небесах отвлеченного идеализма? Ведь новая земля — не гербарий!!!
Крепко целую Ваши руки. Ваш
5. Е. Н. Трубецкой — М. К. Морозовой
[9 апреля 1909 г. Из Ялты в Москву.]
Милая, дорогая
Получил Ваше письмо, карандашом написанное на камнях[14], и ужасно обрадовало меня то, что Вы пишете про чувство к моей жене. Пусть оно растет и углубляется; особенно рад тому, что оно для Вас служит “мерилом”. Это в Вас серьезное и глубокое. Поэтому меня не смущают Ваши нападения на мои “добродетель” и берлогу: это у Вас наносное и несерьезное и с новым мерилом несовместимое. Тут “хищнической” охоты не должно быть. А должны мы с Вами вместе подумать, как бы волос не упал с ее головы; без этого ни Вам, ни мне нет благословения. Никакое “развертыванье сил” не может иметь цены, если я стану мучителем и палачом моего ангела. О какой тут можно думать проповеди!
Помните, что для нее я — все. Самоотречение у нее безграничное; но столь же безгранично она меня чувствует — всякое мое слово, даже не сказанное, всякое чувство, только зарождающееся. Всякое письмо, мною полученное и ей не показанное, чувством слышит. Всякое изменение мое ко мне [себе?] ощущает как муку и болезнь.
Вот Вы все это возьмите во внимание и тогда поймете, почему были здесь минуты столь ужасающе трудные, когда я никакого выхода не видел и погружался в мрачное отчаяние. Чтобы Вы и я были радостны, нужно, чтобы она была радостна.
Вы это понимаете и чувствуете, а остальное должно отойти на второй план. Вы понимаете и то, до какой степени такие слова, как “добродетель”, “долг” и т. п., тут неприложимы. Ведь не только у меня, и у Вас не “долг” действует на отношения к моей жене. Она просто вошла к Вам в душу и поселилась, без всяких стараний и усилий. Это и хорошо; за это я бесконечно благодарю Бога, а Вас люблю не меньше, а больше. Эти цветы никогда не увянут.
Ну прощайте же на сегодня. Крепко, крепко целую Ваши руки. Не сердитесь же на Вашего медведя. Кончаю Гоголя.
6. Е. Н. Трубецкой — М. К. Морозовой
[29 мая 1909 г. Москва. В St.-Blasien.][15]
1909 29 Мая, вечером
Людям скучно, людям горе
Птичка в дальние страны
В теплый край за сине, море
Улетает до весны![16]
Милая, дорогая, хорошая
Боже мой, как сразу стало пусто, грустно, уныло в Москве после твоего отъезда. От тебя пошел шататься по родственным домам, чтобы как-нибудь заполнить время; но пустая Москва — невыносима. Поняла ли ты, что я