— Братишки! Гроза подошла!
Нам из Сайгона усмехнулся:
— Ну, какая там гроза?
Однако его пренебрежительный тон не успокоил Ты Лап Лы, он медленно ответил Наму:
— Тебе-то, может, и ничего, но нам не по себе, легавые здорово шарят, идут по следу…
Ба Чау Лан и Ба Бай наперебой закричали:
— Кого засекли?
— Кого?
Ты Лап Лы мотнул головой в сторону Тин Хиека:
— Пока что тебя, из-за тех твоих номеров всем теперь трудно работать.
Хиек стал было отругиваться, но Ты Лап Лы сразу оборвал его:
— Та баба, у которой ты взял железки, — жена легавого, его перевели сюда из Хонгая. Уж не знаю, где был ум у твоего мелкого черта, а только он бросил пацана в яму, малый разбил себе морду и дней через пять загнулся в больнице.
Эта весть никого не взволновала.
Нам, помедлив, сказал:
— Ну что ж. Сдох так сдох, пусть папа с мамой его похоронят, нам-то что?
Ба Чау Лан и Ба Бай согласились:
— Точно!
Ты Лап Лы побагровел от злости — дать бы этим щенкам пару пинков, но здесь сидел Нам из Сайгона, пришлось проглотить злобу:
— Вам-то, ясное дело, ничего, худо моим ребятам. Вот уж два месяца я не имею от них ни одного су. Я велел им с делами пока завязать — на базарах полно легавых и барбосов[13]. Мне еще пофартило: месяц назад, когда старый полицай Ле брал вторую жену, я через верного человека поднес ему полдюжины шампанского и двести яиц. А так легавые меня давно б замели.
Ты Лап Лы замолчал, налил себе чашечку китайского чая, выпил и продолжал:
— Представляешь, Нам, они думают накрыть всех, кого они засекли на Гостевой, и Предмостной, и на Бати, и что гуляют в переулках Райских кущ да у Ан Зыонга[14] и играют по злачным местам в Кэм и Вен. И еще они запретили нашим девочкам появляться в Саду провожаний. Надо, братва, перебираться в Ханой, а может, в Намдинь, или всем нам хана.
— Кто тебя просил совать хабар[15] легавому? — пробормотал Нам. — Чего ты так трясешься?
Ты Лап Лы не успел ответить, как Тин Хиек напустился на него:
— Который месяц никому фарта нету! А почему? Я тут при чем? Треплешься все — звон один!
— Ну, чего пристали к Хиеку? — вступился Ба Бай. — У меня у самого в карманах пусто, я же молчу.
— И я тоже — совсем пустой, прямо руки опускаются! — вмешался Шесть Черпаков.
Поморгав глазами, Ты Лап Лы обвел всех взглядом и тихо сказал:
— Всем плохо, да? А будет еще хуже! Месяц назад в хайфонской тюрьме в камеру к черным рубашкам[16] сунули одного легавого — погорел за взятки. Ребята решили наказать его: уговорили сторожа — он был свой человек — достать благовонные палочки, чтоб устроить кару этому легавому. И знаете, братцы, как они его покарали?