Ба Кон взял Тин Хиека за руку и спросил:
— Ну, а что ты скажешь, когда с твоей легкой руки все мы сядем в гостиницу?[18]
— Хватит трепаться! — злобно выпучил глаза Тин Хиек. — Пусть себе легавые копают, мы без башлей не останемся. Тут-то и пойдет самая красивая работа. Вы меня удивляете: когда гребли большие деньги, что-то никто меня не упрекал, а теперь все валите на мою голову, да!
— Ладно, завяжем на полгодика, отдохнем — даже лучше, — поддержал Тина Ба Чау Лан. — Чего поднимать хай из-за пустяков. Посмотрите на Нама, пусть волны подкатываются к его ногам, он спокоен, как всегда.
Кто-то ответил:
— Ну, Нам — одно дело!.. А мы — другое!..
Ба Чау Лан сморщился в улыбке.
— Нам — одно дело, а вы — другое, потому что вы боитесь попасть за решетку, боитесь подохнуть, вот и все!
Ба Бай распахнул на груди рубашку:
— Я вон — кожа да кости, а выдержал парочку славных ударов ножом, и не один полный допрос, и не один месяц тюрьмы. А вы все жирные и здоровые — и дрейфите.
— Да ты, видать, слабак, — хмыкнул Ты Лап Лы. — Дать другому почесать себя пером — велика важность! То ли дело пришить кого-нибудь и сесть за решетку. Это уже клево. А коронка — пришить легавого. Вот я и спрашиваю: кто тут настоящий маз? Ну, кто не побоится выручить братву и положить пару легавых?
Нам из Сайгона, стиснув зубы, стукнул кулаком по кровати с такой силой, что ножки затрещали.
— На кого показываешь?
— Бригадир Мин, длинный легавый Хиеу и легавый Бай с медалью! Чего спрашиваешь, сам не знаешь?
Глаза Нама налились кровью, он вскочил с кровати и, схватив висевший у изголовья длинный блестящий нож, бросился к выходу. Бинь выбежала из своей комнаты, дрожа всем телом, обняла Нама и, прижавшись к нему, закричала. Язык ее заплетался от страха:
— Не надо, Нам!.. Умоляю… Не надо! Я тебя прошу… Умоляю…
Нам отвел ее руки, глаза его сверкали, на губах выступила пена.
— Пусти, говорю! Пусти!
— Умоляю! Пожалей меня!
Нам хотел оттолкнуть Бинь, но она упала на пол и, вцепившись в его брюки, громко зарыдала. Нам нагнулся, поднял ее и уложил на кровать. Бинь обхватила его шею руками.
— Умоляю! Не нужно!.. Прошу… пожалей меня! Боже мой!
Ее слезы сквозь рубашку холодными каплями побежали по спине Нама. Какое-то странное чувство охватило его, когда Бинь животом коснулась его спины. Он обернулся. Глаза его встретились с покрасневшими от слез глазами жены. Нам из Сайгона тяжело вздохнул и медленно опустился на кровать.
— Ну хорошо, отпусти меня.
— Ты хочешь уйти?
— Я никуда не уйду, дорогая, не бойся…
Не успел Нам договорить, как подошел Ба Чау Лан и взял у него нож: