— Даже пот с лиц смахнут разом! Сердца у них бились единым ударом — и все им завидовали, — просветленно рассказывал о них дедушка.
Супруги жили на редкость дружно, никто не слышал, чтобы они препирались или ссорились.
Они понимали друг друга без слов.
Каждый из них жил для счастья другого.
Во втором замужестве Сэмбэр стала еще молчаливее, но теперь ее молчание было глубоким, грудным молчанием от полноты женского счастья.
Она никуда не отлучалась из дома, разве что иногда навестит сына, которого полюбила. Мать ласково уговаривала Жамбала жениться, подбирала невест.
Жаргал и Жамбал, выросшие с детства почти братьями, внешне будто бы ими и оставались. Но, бывало, вырвется у Жаргала изредка крепкое словцо, Жамбал не упускает случая с озорством поддеть родича:
— Ёк, ёк, папаша, зачем же вслух об этом?
Но братская дружба незаметно сменилась ревнивым, зрелым, обновленным самим роком, вечным родством.
Своенравная женщина ни с кем из родственников и бывших друзей покойного мужа и словом не перемолвилась, словно они умерли вместе с ним, ненавистным.
Порою Сэмбэр молчала весело, подбирала живот.
Платья она носила теперь не темно-синие, а краснокоричневые или бордовые, и это ее очень молодило.
Изумительные иссиня-черные волосы заплетались по-особенному, не туго и строго, как прежде, а мягко и лениво, с небрежною грацией счастливой жены, отчего косы свисали ниже колен.
Дедушка говорил, что душевное состояние женщины можно угадать по ее прическе: счастливые женщины заплетают волосы с каким-то особым достоинством и небрежно-самовлюбленно закидывают их за плечи.
— Аай, бурхан![2] Что за дивные косы были у Сэмбэр! Каждая — такой толщины, как заплетенный хвост доброй кобылицы! — с удивлением и тоскою вспоминал дедушка.
Я никак не могла представить толщину сэмбэровских кос, ибо никогда не видела хвост кобылицы заплетенным.
Да какая добрая кобылица даст кому-то заплести себе хвост?
Так лягнет по лбу, что глаза вылетят!
Никто не может нашему Ураганчику хвост подравнять…
Долго и счастливо прожили на свете Сэмбэр и Жаргал и умерли в один год — Сэмбэр было девяносто один год, а Жаргалу — семьдесят один.
Детей у них не было, кроме Жамбала…
— Когда я вижу их могилы рядом, меня не покидает чувство, что они так же неразлучны и любят друг друга там, в ином мире, — взволнованно заканчивает свой рассказ дедушка.
Мне хочется представить Сэмбэр, когда ей было девяносто один год.
Уцелели ли ее чудо-косы, о которых через полгода дедушка вспоминает с тоскою и болью?
Нет, невозможным кажется, что могли поседеть и поредеть дивные косы Сэмбэр, пока в них жила и светилась душа любящей и счастливой женщины.