— Ну, люди, пошли! — сказал Сабри и первым-зашагал.
— Пошли! — раздались голоса.
Народ расступился, давая дорогу Дурмуш-аге.
— Эй, Халиль! — позвал хозяин.
— Слушаю!
— Сходи принеси моего петуха! — Дурмуш-ага двинулся вперед, толпа повалила за ним.
Не обращая внимания на моросивший дождь, все собрались на дворе Мехмед-аги. Несколько богачей попыхивали сигаретами под зонтами, которые держали над ними слуги. Сторож Муса с испуганным лицом обеими руками прижимал к груди заложенные за пазуху деньги. Тут же, за спиной Дурмуш-аги, неподвижно стоял Халиль с зонтом в руке. Он не сводил глаз с площадки, где уже начался петушиный бой…
Оба петуха, на лету расправляя крылья, разом взметнулись и сшиблись. Сцепились в воздухе, упали на землю, вытянули шеи, закружились, выбирая удобный момент для нападения на противника. Белый распушил перья, и они ершистым щитом встали у него на шее. Кельоглан рядом с ним выглядел жалко: шея у него была без единого перышка. Петухи снова сцепились. Глядя, как Белый колошматит Кельоглана, Дурмуш-ага злорадствовал, словно петух его бил не петуха Сейфи, а собравшихся во дворе батраков.
— А ну давай, Белый! — кричал Дурмуш-ага. — Наподдай этому слабаку. Смешай их всех с дерьмом!
Кельоглан сник, гребешок его кровоточил. Крестьяне приумолкли. Облезлый, неудачливый петух напоминал им их самих.
— Плакали наши денежки, — заметил кто-то.
— Дети без хлеба останутся!
Кельоглан между тем все больше слабел. Сам он не нападал, стоял на месте, покачиваясь, и тяжело дышал.
Белый тоже устал. Наконец Сейфи с одной стороны и Дурмуш-ага с другой схватили своих петухов и стали вытирать с них кровь.
Сейфи нежно гладил Кельоглана, тихонько шептал ему:
— Ну, Кельоглан, дорогой, не опозорь меня. Люди последние гроши свои отдали, хлебушек у деток своих отняли.
Он похлопал Кельоглана по спине и опустил на землю.
Бой возобновился, но шел вяло — бойцы устали… Белый наносил Кельоглану удар за ударом, а тот даже не сопротивлялся. Голова его от крови стала ярко-красной и влажно блестела. Лица батраков все больше мрачнели.
— Бей его! Бей! — выкрикивал Дурмуш-ага. — Эй, Сейфи, и зачем тебе, дураку, было колесить по всей стране из-за такого слабака!
Понурив голову и крепко стиснув зубы, Сейфи ругался в душе. Глаза людей были устремлены на него, одни смотрели с грустью, другие — сочувственно, а некоторые — сердито. Кельоглан, казалось, еле держится на ногах. Он стоял, разинув клюв, почти не двигаясь, покорно снося удары Белого. Исход боя уже не вызывал сомнений.
— Врежь этому чучелу справа! Он вот-вот свалится. Справа бей его! Справа!