— Ах ты, подлый змей! — завопила Ребиш.
— Что-то не хочется есть, — с трудом произнес Камбер, и глаза его наполнились слезами. — Час назад умер наш Хыдыр.
Хыдыра, как принято, раздели догола, подвязали подбородок, скрепили ниткой большие пальцы ног и накрыли мешковиной. У изголовья покойника стоял Халиль и курил.
Скорбь, казалось, была во всем: и в лицах людей, и в том, как мулы машут хвостами, а коровы жуют свою жвачку, и в тусклом свете фонаря — будто всем им Хыдыр был другом.
Еще каких-нибудь два часа назад в этом мире жил тот самый Хыдыр, который был добр и заботлив, который забывал о себе, думая о других. В сердце, прятавшемся между больными легкими, пылала любовь к людям. Но в необъятном мире не нашлось места для Хыдыра, для крохотной песчинки на бескрайней земле. И он ушел из жизни, унося с собой свою обиду.
— Пробьет наш час, и мы уйдем — такими же нищими и беззащитными, как он, — сказал Али Осман. — Да, дети мои, мир наш жесток и безжалостен!
Сулейман осунулся, он походил на столетнего старика: сгорбился, лицо сморщилось и приобрело болезненно-бледный оттенок. Он будто на полвека постарел. Погруженный в мрачное раздумье, он сиротливо сидел, привалившись к столу, как будто в нем одном была его опора…
Казалось, все нити, связывавшие Халиля с жизнью, оборвались, и он повис в пустоте. Ушел из жизни его единственный друг, остались только безысходность и одиночество. Еще недавно Хыдыр ходил, разговаривал, любил, и вдруг ушел навсегда и унес с собой частичку Халиля. Неожиданно взгляд Халиля упал на ноги покойного. Его лодыжки были черны от грязи. «Знал бы, что умрет, вымыл бы», — невольно подумал Халиль, и в голове у него мелькнуло, что, умри он сейчас, все увидят его ноги. Но он тут же устыдился этой мысли и с опаской взглянул на скорбные лица окружающих, словно люди могли угадать, о чем он думает. Все вокруг стояли, понурив головы. Мухиттин курил сигарету за сигаретой, то ли пытаясь хоть как-то рассеять печаль, то ли стремясь отогнать назойливую мысль о смерти.
Халиль повторял про себя: «Надо вымыть Хыдыру ноги, надо вымыть ноги, чтобы не краснеть перед ходжой, который будет его обмывать».
Хыдыр лежал на смертном одре, беспечный, как дитя. Наконец-то познал он покой, отрешился от всех земных горестей и забот. От его наготы веяло могильным холодом, обдававшим пришедших сюда людей. Хыдыр словно хотел передать друзьям свои надежды, печали, любовь. И они знали, что это бремя им придется нести всю жизнь, до самой смерти.
Пришел Камбер, сел рядом с Дервишем. Никто не нарушал молчания. И все же, скорбя о Хыдыре, каждый думал о собственных горестях и печалях, о неминуемой смерти, о том, что любого из них в конце концов накроют мешковиной, и это вселяло страх. Словно завороженные, смотрели люди на мешковину — замусоленную, залатанную, с приставшими соломинками. И думали об одном — о смерти.