Такова жизнь. Она всегда рядом со смертью…
Но не так страшна сама смерть, как мысль о ней. Пожалуй, никто не думал сейчас о покойнике как о человеке по имени Хыдыр, он был как бы ниточкой, связывающей бытие с небытием. В Хыдыре каждый видел самого себя. И жажда жизни брала верх над всеми остальными чувствами, она росла и крепла, протестуя против смерти.
В тумане табачного дыма, в огромных тенях, лежавших на стенах, в кровавых следах ярма на шеях волов, в призрачном мерцании фонаря, в запахе гари — во всем крылась тайна смерти, постепенно окутывавшая и скотину, и двери, и балки, и торбы с ячменем, и людей.
А время, словно не замечая, как тяжело у людей на сердце, какие горькие их одолевают думы, беспощадно летело над мертвым Хыдыром. Летело, оставляя за собой скорбь.
Было холодно. Северный ветер, неистово гудя, носился по крышам и среди голых ветвей.
Халиль снова закурил. В хлеву по-прежнему царило молчание. Вдруг где-то вдали послышался вой шакалов — перевалило за полночь. Люди невольно переглянулись, наверное вспомнив Шакала Омара. Залаяли собаки, сначала одна, потом еще одна, потом все вместе, дружно.
— Нынче человек жив, а завтра его нет, — нарушил молчание Камбер.
— Утром он умывался у колодца, — заговорил Али Осман, — я его спрашиваю: «Что с тобой?» А он посмотрел мне в глаза и говорит: «Что со мной, дядя Али? Считай, что я умер: толку от меня уже не будет». «Еще поправишься», — сказал я ему. А он говорит: «Нет, не поправлюсь, у дерева моей жизни корни сгнили». И засмеялся. «Чего смеешься?» — спрашиваю. «Да просто так», — говорит.
Али Осман не выдержал и всхлипнул.
— А вот теперь лежит он, — продолжал Али Осман, — тихий, безгласный. Ушел от нас и унес с собой все свои мечты.
Халиль уже в который раз посмотрел на ноги Хыдыра: грязные, непременно надо вымыть, стыдно будет… стыдно будет…
Дождь, принесенный новым порывом ветра, омыл стены и крышу хлева и тотчас кончился. И, как всегда бывает после дождя, воздух наполнился живительной прохладой.
— Эх, лучше бы он увел Алие! — сказал Камбер.
— Знал он, знал, что скоро умрет, — покачал головой Али Осман и, глянув на Халиля, спросил: — Ты что, плачешь?
Халиль, не ответив, закрыл лицо руками, и снова наступило молчание. На лицах людей, пожелтевших от страха смерти, застыло настороженное ожидание.
— Чей-то теперь черед? — подумал вслух Камбер.
Все испуганно переглянулись.
— Следующим я буду, — скорбно качая головой, сказал Али Осман.
— С чего это ты взял? — возразил Сулейман. — Одной только смерти ведомо, кого она когда приберет.