Эмине с отцом тоже стояла на пороге своего дома. Длинный Махмуд глядел на процессию так, словно много лет ждал этого часа и боялся его пропустить.
— Говорят, если ты один в целом свете, то за гробом твоим некому будет идти, — произнес он и присоединился к шествию.
Дервиш с Сулейманом уже выкопали могилу.
— Несут! — сказал Сулейман.
На веточках голых кустов, точно слезы, сверкали капли дождя. Земля была мягкой. Когда Хыдыра вынули из гроба и опустили в могилу, Биби-ходжа тоже спустился в могилу, развязал узел на саване, чтобы открыть лицо покойного, и крикнул:
— Эй, сын человечий! Ты порожден этой землей, и только она закроет твои глаза!..
С этими словами Биби-ходжа бросил на лицо Хыдыра горсть земли.
— Да, Хыдыр, — вздохнул Длинный Махмуд. — Эта земля кормит нас после нашей смерти, а при жизни в три погибели гнет. Других она и при жизни кормит, а нас — только после смерти.
И печально глядя на Хыдыра, Махмуд тоже бросил ему на лицо горсть земли. После того как каждый из пришедших на кладбище бросил свою горсть земли, Биби-ходжа прочел молитву, и могилу засыпали.
— Вот и нет с нами Хыдыра, — грустно сказал Халиль. Больше всех, казалось, был удручен Коджа Абдуллах. С кладбища возвращались молча. В душе людей рождались добрые чувства: желание помириться с недругом, никого не обижать. Смерть очищает сердца от злобы и вражды.
Халиль замыкал шествие. Коджа Абдуллах остановился и, подождав, когда Халиль с ним поравняется, сказал:
— Халиль, брат, позволь с тобой поговорить. — В глазах его стояли слезы.
— Что тебе?
— Прости меня, брат! Я обидел тебя. Сильно обидел, знаю. Но не сердись на меня, прости!
— Это ты прости меня, Абдуллах-аби.
— Не говори так. Теперь я понял, как перед тобой виноват. А ты парень хороший и смелый. Но даю тебе слово, аллах мне свидетель, никогда больше никого не обижу! Со всеми буду жить в мире: и со знатными, и с простыми, и с бедными, и с богатыми — всех уважать буду. Может, завтра и мы, брат, помрем. Что поделаешь, если нас нужда одолела! Это она, проклятая, и меня изуродовала. Как говорится, кто ест хлеб гяура, тот и дерется за него. Так и я. Чего скрывать от раба божьего то, что самому богу известно? Я, брат, человек бедный и работать не люблю. Ради пачки сигарет и куска хлеба на все готов.
Понимаешь ты меня, а? Ей-богу, на все. Это хозяева меня подлецом сделали. Я и раньше их людьми не считал, только своему хозяину верил. А сегодня понял, что ни от кого из них добра ждать не приходится. Хыдыр всю жизнь работал на Кадир-агу, а тот даже на похороны его не пришел. Ладно, Кадир-ага старый, ну а Дурмуш-ага? Он почему не пришел? Выходит, завтра умру я, так они и меня хоронить не придут? Прости меня, брат. Все пороги буду обивать, руки и ноги людям целовать буду, может, простят меня. А не простят — уйду отсюда навсегда…