— За что же его бить, ага? Он у меня послушный.
— Ну и что? Все равно бей! И ругай! Крестьянский сын с детства должен привыкать к битью и ругани.
Камбер смотрел, как потихоньку гаснет в его руке сигарета.
А Дурмуш-ага продолжал:
— Слушай, Камбер, что я тебе говорю. Всыпь ему разок-другой, да так, чтоб его скрутило. Пусть привыкает. А то вырастет изнеженным, тогда ему же самому несладко придется. Батрачить — это не у отца с матерью жить на всем готовом. Надо с него спесь сбить… Верно?
— Откуда мне знать, ага?
— Слушай, что тебе говорю, Камбер! А то пожалеешь, да поздно будет!
Камбер стоял как вкопанный. Лишь когда хозяин исчез из виду, он тяжко вздохнул и присел, положив мотыгу на колени.
«Бить Ремзи и приучать его… К чему? К рабству?»
Под вечер к Камберу зашел Халиль. Камбер сидел небритый, мрачный, погруженный в невеселые думы.
— Что с тобой, дядя Камбер?
— Видел я нынче Дурмуш-агу. Он мне такое сказал, что до сих пор будто нож в сердце торчит. Ни о чем, кроме этого, и думать не могу, Халиль.
Послышался неясный гул. В вечернем сумраке поднималось облако пыли.
— Народ с поля возвращается, — сказал Халиль.
Камбер посмотрел туда, куда глядел Халиль. Возвращались батраки, неся на плечах мотыги и скопившуюся за долгие дни усталость. Ибрагим с женой ехали на своей тощей кобыле.
— Селям алейкюм! — поздоровался Ибрагим с Камбером.
Сторож Муса шел качаясь, будто во сне. Халиль встретился взглядом с Эмине и больше не слышал гула голосов, ничего не слышал.
— Что с тобой? — удивился Камбер.
Батраки прошли мимо и скрылись из виду.
4
В третьем классе шли экзамены. В тот день Камбер встал раньше обычного и принялся мотыжить сад, возбужденно бормоча:
— О аллах! Ты все про нас знаешь, сам видишь, как мы живем. И Ремзи моего знаешь, очень даже хорошо знаешь. Дай же ему ясный ум, чтобы труды его не пропали даром! Растет он у меня обездоленным, ходит разутый и раздетый. Это ты тоже знаешь и знаешь, что будет, если все его старания пропадут зря. Только бесполезно говорить тебе об этом.
Время тянулось медленно, едва ползло… Как только посветлело, стали гнать коров на пастбище. За стадом шли дети и женщины…
«И моего Ремзи, если не выучится, ждет такое же будущее», — подумал Камбер.
Первые лучи солнца позолотили деревья, упали на крыши домов, на дорогу, с которой Камбер не спускал глаз, поджидая, когда примчится Ремзи с радостным криком: «Папа, меня перевели в четвертый класс!» Около полудня в сад прибежала взволнованная Ребиш, и Камбер с ужасом подумал: «Провалился Ремзи. На второй год оставили».
— Что случилось, жена? Неужели Ремзи…