Не у кого было спросить. Почему ей не разрешают смотреть это? Может, это вредно? Вредно для глаз, для ушей? Нет, и с теми и с другими все в порядке. Странно было представить, что мать, зная все об этом волшебстве, ничего ей не говорит, представить, что Бруно Драммонд тоже знает, возможно, имеет свою коробку в квартире над лавкой зеленщика.
Почему у них нет такой в сторожке? И спросить не у кого. Лиза была очень тихой в тот вечер, за столом не произнесла ни слова. Бруно ужинал с ними, — и мать спросила, хорошо ли она себя чувствует.
После того как Лиза ушла спать, она услышала, как Бруно с матерью выходят через переднюю дверь. Она встала и выглянула из окна, до которого когда-то могла добраться только встав на стул. Теперь она не нуждалась в стуле. Они направлялись в маленький замок. Мать отперла переднюю дверь, и они вошли внутрь. Это напомнило Лизе о собаках, о том времени, когда они там жили, и внезапно ей стало грустно. Она предпочла бы, чтобы рядом были Руди и Хайди, а не Бруно Драммонд. Без всякой на то причины, Лиза сильно невзлюбила его.
В маленьком замке они пробыли недолго, и вскоре Лиза услышала, как отъезжает машина Бруно, но он вернулся на следующий день с красками, полотнами, кистями и штукой, которую он называл мольбертом. Мольберт Бруно установил на краю заливного луга и начал рисовать красками мост. Лиза стояла, наблюдая за ним, пока мать занималась уборкой в Шроуве.
Ему не нравилось, что Лиза стоит рядом, она чувствовала шедшие от него волны холода. Бруно казался милым и ласковым, он выглядел добрым, но Лиза подозревала, что на самом деле он таким не был. Люди вовсе не всегда оказываются такими, какими должны быть, если судить по лицам.
Мать, которая наблюдала за ней из окна (как она говорила, «присматривала»), улыбнулась и помахала рукой, поэтому Лиза решила, что ей не возбраняется наблюдать за ним, как он смешивает краски, выдавливая их из этих интересных тюбиков, а потом покрывает все полотно толстым слоем белого и синего. Она подошла так близко, что почти касалась его руки. Холодные волны значительно усилились.
Продолжая водить кистью по бело-синему полотну, Бруно сказал:
— У тебя есть во что поиграть?
— Я уже выросла и больше не играю, — ответила Лиза.
— Это как посмотреть. Тебе не больше девяти. Разве у тебя нет куклы? — Его голос был похож на голоса, доносившиеся из коробки в запертой комнате.
— Если вы не хотите, чтобы я смотрела на вас, я уйду и почитаю французскую книжку.
Лиза пошла в Шроув-хаус, но вместо того чтобы читать книгу, поднялась наверх, в Венецианскую комнату, где висела картина, изображавшая человека, он, как ей казалось, был похож на Бруно. Или Бруно был похож на него. Ей правильно казалось. На картине был нарисован благочестивый святой, стоявший на коленях в какой-то скалистой пустынной местности, его руки были сложены для молитвы, а вокруг головы сиял золотой ореол. Лиза уселась на гондольерской кровати и стала рассматривать картину. Бруно был очень похож на этого святого, те же длинные шелковистые темно-каштановые волосы, такие же, как у него, ресницы и поджатые губы, которые придавали ему благочестивый вид. Восторженный взгляд святого был обращен к чему-то невидимому в облаках над его головой.