— Я думаю, что это просто прекрасно, — и не хочу догадываться, почему! — сказалъ кто-то молодой. — Раздумье только портитъ наслажденіе.
— Прекрасное рождается съ болью, и эта боль— некрасива! — возражалъ Коро. — Здѣсь, среди всѣхъ украшеній, вы найдете много неправильнаго и уродливаго. Но такъ было нужно, и эта уродливость не оскорбляетъ васъ, потому что она необходима для общей красоты. Мы поклоняемся самой жизни, мы сдѣлали самихъ себя своимъ богомъ. А сколько уродливаго хранимъ мы еще въ своихъ душахъ… Развѣ наше божество становится отъ этого безобразнѣе?.. Когда-нибудь люди забудутъ объ этомъ храмѣ. Имена его строителей забудутся еще раньше — да они и не нужны. Но на его развалинахъ создадутъ храмъ лучшій, прекраснѣйшій. Вотъ — счастье художника. Ваши похвалы насъ радуютъ. Онѣ показываютъ намъ, что мы работали нс-напрасно. Но наша лучшая похвала — въ насъ самихъ, и я не чувствую еще, чтобы я могъ сказать себѣ: да, ничего лучшаго я не могу сдѣлать.
Золотые волосы Формики выдѣлились изъ толпы. Она тихо шепнула художнику:
— Ты взволнованъ, милый Коро. Но ты слишкомъ строгъ къ самому себѣ. Взгляни на ихъ лица. Они любятъ и будутъ любить еще больше.
— Да я вѣрю. Впереди у меня еще длинная жизнь. И, вѣдь, я умру, только когда исчерпаю себя до конца. Мнѣ поможетъ Лія.
— Она поможетъ тебѣ! — прошептала Формика еще тише. — И, можетъ быть… Впрочемъ, вѣдь это только мечта.
Толпа разступилась, чтобы пропустить Вилана, Акро, Мару, цѣлую вереницу другихъ строителей. Они всѣ искали Коро, чтобы вмѣстѣ съ нимъ порадоваться своему успѣху. И бѣлое платье Ліи свѣтилось рядомъ съ золотомъ Формики, когда всѣ они проходили, изъ глубины портика, къ статуѣ Весны.
— Ты избѣгаешь меня, Формика!
— Я, Виланъ? О, нѣтъ! Ты знаешь, какъ я люблю бывать съ тобою вмѣстѣ.
— Хочу вѣрить, — хотя, кажется, ты не всегда говоришь мнѣ правду. Но, однако-же, отъ тебя самой я не слышалъ еще ничего, — ни похвалы, ни порицанія.
— А тебѣ такъ нужны похвалы? Учись у Коро. Онъ сегодня говорилъ совсѣмъ иначе.
— Да, Коро… Это для тебя образецъ на всѣ слу-чаи жизни. Только, вѣдь, ты хорошо знаешь, что я скроенъ изъ другого матеріала. И, я думаю, даже для гордаго Коро кое-что значитъ похвалы Ліи. Если одобреніе всѣхъ остальныхъ я вижу просто на ихъ лицахъ, то отъ тебя… отъ тебя мнѣ нужны и слова.
— Ты думаешь, что любишь меня?
— Да, Формика. Ты видѣла себя тамъ, на плафонѣ?
Онъ подвелъ ее къ картинѣ, на которой, рукой Коро, были изображены веселящіяся женщины. Въ одной изъ нихъ Формика узнала себя.
— Это сдѣлалъ Коро? Онъ самъ? Или ты просилъ его объ этомъ?