— Я не хочу больше говорить съ тобою, Висъ. Уходи.
— Не прогоняй меня такъ скоро. Ты такъ же пылка, какъ и твои товарищи. А между тѣмъ, я знаю, что ты страдаешь и работаешь здѣсь только для того, чтобы забыться, — вѣдь ты любишь Коро. Я тоже одинокъ и не такъ уже счастливъ, какъ ты, можетъ быть, думаешь. Я усталъ отъ непривычныхъ путешествій. Если я пробуду здѣсь еще нѣсколько дней, — ты ничего не потеряешь. А можетъ быть, мы найдемъ нѣсколько общихъ точекъ, на которыхъ наши мысли встрѣтятся. Потомъ я уйду своей дорогой, а ты можешь ненавидѣть меня и разсказывать своимъ друзьямъ, какъ я былъ гадокъ и навязчивъ.
Формика была утомлена. Болѣзнь Павла еще болѣе отягощала ея собственное горе и ей хотѣлось сейчасъ только одного, — одиночества. Деревянное лицо гостя раздражало ее. И, чтобы избавиться отъ него поскорѣе, она сказала:
— Хорошо, ты можешь придти ко мнѣ, если останешься здѣсь на нѣсколько дней. Но пока — уходи.
И онъ ушелъ, довольный и, какъ будто, даже благодарный. Формика опустила голову на листы вычисленій, которыми былъ заваленъ ея столъ и заплакала. Утро застало ее за тѣмъ же столомъ, и пряди золотыхъ волосъ падали со стола на полъ, какъ огненныя струи въ мечтахъ Вилана.
Роковой часъ, какъ будто, замедлилъ: здоровье Павла нѣсколько улучшилось. Ученики опять видѣли его почти бодрымъ, съ юношеской быстротой движеній и молодымъ огнемъ въ глазахъ. Но всѣ знали, не исключая и самаго учителя, что это улучшеніе — только временная отсрочка.
Старались использовать какъ можно полнѣе послѣдніе уроки учителя.
У Формики было теперь еще больше дѣла, чѣмъ прежде. Часы ея отдыха совсѣмъ сократились. Неожиданный гость не встрѣчался ей уже нѣсколько дней. Случайно вспомнивъ о немъ, Формика рѣшила, что Висъ уже уѣхалъ. Вздохнула облегченно при этой мысли, но въ самой глубинѣ сознанія шевельнулось нѣчто вродѣ сожалѣнія. Было что-то новое въ его рѣчахъ и поступкахъ, и почти жаль было разстаться съ нимъ, не разгадавъ это новое.
Рано засыпали въ горномъ жилищѣ, чтобы подняться при первыхъ лучахъ солнца.
Формика уже лежала, когда чужіе шаги за дверью прогнали ея дремоту. Она прислушалась и прежде, чѣмъ шаги остановились у самой ея двери, узнала Виса.
— Зачѣмъ ты не пришелъ раньше, Висъ? — сказала она, когда пришедшій окликнулъ ее по имени. — Уже ночь, а завтра мнѣ предстоитъ много работы.
— Позволь мнѣ повидать тебя. Я не задержу тебя долго.
— Войди.
Онъ вошелъ, — такой же, какъ и въ свое первое посѣщеніе, и даже въ той же самой одеждѣ изъ красивой ткани, которая совсѣмъ не подходила къ его некрасивому, сѣрому лицу и сгорбленной фигурѣ. Сѣлъ поодаль отъ Формики, въ другомъ концѣ комнаты, и лицо его осталось въ тѣни.