— Да, я уѣзжалъ. Но вернулся снова, потому что послѣ нашей первой встрѣчи у меня сохранилось хорошее воспоминаніе, которое звало меня обратно.
— Хорошее воспоминаніе? Я не могу сказать этого о себѣ. Мнѣ кажется, что ты напрасно вернулся, Висъ.
Онъ ничего не отвѣтилъ, и еще сильнѣе сгорбился, сидя въ своемъ темномъ углу. Во всей его позѣ было что-то безнадежно тоскливое, что-то такое, отъ чего сердце Формики сжалось участіемъ. Ей показалось теперь, что этотъ человѣкъ, прежде всего, очень несчастенъ, и поэтому не слѣдуетъ его отталкивать, разъ онъ уже пришелъ за помощью.
— Твои друзья не любили меня, Формика, и, можетъ быть, ты тоже имѣешь это право на ненависть, хотя теперь, мнѣ кажется, ты стоишь ближе ко мнѣ, чѣмъ къ тѣмъ радостнымъ людямъ. Да, да. Тотъ, кто плачетъ, только мѣшаетъ другимъ радоваться. Я вообще никогда не умѣлъ любить, Формика. И чтобы не имѣть никакого дѣла съ тѣми, кто окружалъ меня, я ушелъ въ глубь вѣковъ, я старался воскресить тѣхъ, чьи мысли давно уже умерли и забыты. Тамъ, въ этой старинѣ, я нашелъ многое, что мнѣ нравилось больше, чѣмъ наше настоящее. Я почти сроднился съ прошлымъ. Я видѣлъ тѣхъ, кого воскресилъ, я понималъ каждый изгибъ ихъ мысли, я понималъ всю ихъ жизнь, суровую и жестокую, но полную переживаній и чувствованій, которыя чужды намъ, счастливымъ побѣдителямъ земли. Но когда я хотѣлъ подойти къ нимъ еще ближе, когда я хотѣлъ осязать ихъ, — все таяло, какъ миражъ. Я — настойчивый человѣкъ. Я долго боролся, но, наконецъ, понялъ, что всю жизнь гнался за обманомъ. Но теперь мнѣ уже поздно перебираться на другую дорогу, переходить къ вамъ, побѣдителямъ. Я чужой также и вамъ. Вотъ, теперь я покинулъ свое уединеніе и скитаюсь по всей землѣ, не видя передъ собой никакой цѣли. И каждый, къ кому я прихожу, незванный и нежеланный, имѣетъ право отогнать меня прочь. Далеко не всѣ такъ терпѣ-ливы и снисходительны, какъ ты, Формика. А счастливые люди — самые жестокіе. И твои друзья не захотѣли имѣть со мной ничего общаго еще въ то время, когда я жилъ на своемъ островѣ и переживалъ свои послѣднія сомнѣнія. Теперь у меня ничего, почти ничего не осталось, Формика.
— Мнѣ жаль тебя, Висъ. Но мнѣ кажется, что ты самъ виноватъ въ своемъ несчастьѣ. И я не знаю, чѣмъ я могла бы помочь тебѣ.
— А развѣ я прошу помощи? Развѣ сильному можетъ помочь слабый? Вѣдь я, все же, сильнѣе тебя, Формика, потому что въ тебѣ, несмотря ни на что, живутъ еще свѣтлыя надежды, а я смотрю на свою жизнь прямо и открыто и не хочу никакихъ обмановъ. Я пришелъ къ концу и вижу, что мнѣ нѣтъ никакого выхода. Всегда я останусь такимъ, каковъ я есть, наединѣ съ самимъ собою.