— Есть выходъ и изъ безнадежности.
— Не для всѣхъ. Если ты говоришь о смерти — то это рѣшеніе совсѣмъ не удовлетворяетъ меня. Смерть— это только ничто, это — отказъ, это — сдача передъ врагомъ, а не побѣда. Или, можетъ быть, ты говоришь о томъ рѣшеніи, къ которому пришла ты сама, объ упорномъ трудѣ до самозабвенія, до полнаго отказа отъ своей личности? Нѣтъ, и это не для меня. И скажи мнѣ, развѣ ты стала счастливѣе здѣсь, у Павла? Развѣ твои страданія смягчились?
Разговаривая, онъ всталъ и подошелъ ближе къ Формикѣ и теперь казался не такимъ горбатымъ и уродливымъ, а на его сѣрыхъ щекахъ появилась краска. Но когда онъ подошелъ совсѣмъ близко, Формика отступила назадъ и гость замѣтилъ это движеніе.
Онъ остановился и щеки его опять поблѣднѣли и онъ заговорилъ совсѣмъ спокойно:
— Я не хочу смерти, — и когда она придетъ ко мнѣ я встрѣчу ее съ ненавистью, какъ своего злѣйшаго врага, буду яростно бороться съ нею до послѣдняго вздоха. Зачѣмъ скрывать? Да, я боюсь умереть, меня пугаетъ, а не радуетъ, то черное ничто, которое неизбѣжно ждетъ меня. Это не избавленіе, а послѣдній плѣнъ. Не спокойствіе, а леденящій ужасъ. И я не хочу трудиться для тѣхъ, кого я не люблю и кому я чуждъ, и безцѣльный трудъ не принесетъ мнѣ ничего, кромѣ усталости. Но для меня слишкомъ тяжела и та жизнь, которой я принужденъ жить, ея бремя слишкомъ гнететъ мои плечи. Гдѣ выходъ?
Онъ не ждалъ отвѣта отъ взволнованной, почти испуганной женщины, и продолжалъ послѣ короткой паузы:
— Тѣ, съ чьими мертвыми тѣнями я прожилъ такъ долго, тѣ, чьи забытыя мысли я воскресилъ въ своемъ уединеніи, — они оказали мнѣ помощь. Они были, въ свое время, ничтожны и слабы въ своемъ дѣтскомъ невѣжествѣ, опутанные суевѣріемъ и дикими предразсудками. Слѣпая стихійная сила давила ихъ, какъ червяковъ, и они гибли такъ же покорно и безслѣдно, какъ раздавленные черви. Но они дали мнѣ то оружіе, отъ котораго отказались вы, гордые, и я заострилъ это оружіе силой вашего знанія. Ты ищешь забвенія и мнѣ оно также необходимо болѣе, чѣмъ воздухъ и вода. Но если бы вы отбросили прочь вашу нелѣпую гордость побѣдителей, — вы тоже давно уже вспомнили бы о моемъ оружіи объ этомъ лекарствѣ, излечивающемъ отчаяніе. Забвеніе, которое можно вызвать по желанію каждую минуту, забвеніе, не похожее ни на сонъ, ни на смерть, ни на презрѣнную жизнь, — что можетъ быть лучше? И послѣ часовъ этого сладостнаго отдыха рождаются новыя силы, чтобы попрежнему влечь себя по пути жизни, — до новыхъ радостныхъ часовъ.
— Если бы было такъ, какъ ты говоришь, то я первая поблагодарила бы тебя! — сказала Формика, послѣ того, какъ онъ замолчалъ и опять сѣлъ, сѣрый и сгорбленный, въ темномъ углу.