Но случалось, на мамино лицо набегали тревожные тени, и тогда она небрежно плескала в свою рюмку еще граммов тридцать коньяка, доставала из пачки вторую сигарету, уходила с ней на кухню и долго стояла у окна, не зажигая света, словно пыталась разглядеть что-то в черноте неосвещенного двора. О чем она думала тогда?
Как-то само собой в доме установилось незыблемое правило, гласящее, что каждый член их маленькой семейки имеет право на личную жизнь и уединение, и нечего лезть с вопросами, если человеку хочется побыть, что называется, сам на сам. И они не лезли, и только Светка иногда, не выдержав, шла следом за матерью на кухню, обнимала ее сзади, и так они стояли молча еще некоторое время вдвоем, а потом возвращались вместе в зал, щурясь от яркого света, и расслабленная Татьяна нейтральным тоном произносила что-то вроде: «А пыль в серванте так никто и не протер», или: «А может, по йогурту, а?»
— Знаешь, в детстве я читала правильную советскую книжку про резидента, — начала Светка, разминая, по своему обыкновению, пальцами кусочек хлебного мякиша. — Жил да был неприметный с виду старичок в сельской местности, а на самом деле, оказывается, он еще с военных лет передавал по ночам шифровки в Германию. И вот однажды его одиннадцатилетняя внучка спустилась ночью в подвал и застала старика за передатчиком, когда тот отправлял очередное сообщение своим хозяевам. Дедок так опешил, что со страху кинулся на девчонку и задушил ее, а потом повесил и представил все как самоубийство. Но следователь заподозрил неладное, поскольку особых причин для ухода из жизни у школьницы не было (отличница, активистка и т. д.), да и предсмертной записки не оставила. Начал мент тянуть за ниточки и докопался до прошлого немецкого шпиона…
— Какие страшные книжки ты читала, — невесело улыбнулась Евгения. — У тебя, однако, было очень тяжелое детство.
— Да нет, детство у меня как раз было счастливым и безоблачным, — Светка поставила на бумажную салфетку хлебного чертенка и отломила от батона еще кусочек, — а книжку эту я нашла у бабы Клавы на этажерке. Она до сих пор хранит старые подранные книги в своей комнате, у многих обложек нет, страниц не хватает. У этой тоже не было обложки, так что я не знаю ни автора, ни названия, а вспомнилась эта история потому, что меня тогда еще поразила мысль: надо же, живет человек среди людей и вроде он такой, как все. А у него двойное, тройное дно. И даже самые близкие люди не догадываются, кто он есть на самом деле. Вот и наша Таня тоже. Была у нас благополучная с виду семья, ну пусть мама растила нас без отца, неполные семьи нынче не редкость. Но мы ведь с тобой не наркоманки какие-нибудь, не алкоголички, с дурными компаниями не водились и сексуальная ориентация вроде у нас нормальная. Даже к неформалам себя не причисляем. Так что наша Таня вырастила нас хорошими, правильными девочками. Да и сама она была самой обычной на вид женщиной, которых тысячи и тысячи в нашем городе. И вот оказывается, что у нашей простой и понятной мамы было темное прошлое…