Светлана протянула Нате паспорт, раскрыв его на странице, где была вклеена фотография семнадцатилетней матери.
— Вы не помните эту девочку? Ее звали Татьяной.
Ната поправила очки на носу и, склонив голову набок, уставилась на снимок наивно смотрящей в объектив школьницы, чьи светлые волосы тонкими прядями касались худеньких плеч. Потом перевернула страницу, прочла текст, снова взглянула на фото и подняла глаза на сестер:
— Нет, девочки, такой Танечки я не знаю. У меня Тани все больше темненькие были. Одна Татьяна даже узбечка была. Эта, правда, не долго пробыла. Родственники нашлись, приехали за ней и забрали.
— Возможно, ее не Татьяной звали. Нам главное, чтобы вы вспомнили, была ли эта девочка вообще в детдоме?
— Как же не Татьяной, когда в паспорте записано «Татьяна»? Что-то странная у вас история, девчата. Вы уж расскажите, раз пришли, вместе подумаем.
И Евгении вдруг так захотелось поделиться с взрослым человеком, приоткрыть завесу тайны и попросить совета, что перехватило дыхание и защипало в носу. Она больше не могла нести на себе груз противоречивой информации о прошлом матери, которое навалилось на них с сестрой, сильно испугав и окончательно запутав. Восемнадцатилетняя студентка вдруг почувствовала, что именно этой женщине, хранившей тысячи детских секретов, можно довериться: она поймет, не выдаст и подскажет. И, поддавшись внезапному порыву, Женька рассказала о внезапной смерти той, которая звалась Татьяной, о деньгах в сейфе и странном платье в чемодане, о неизвестном отце и взорванной подруге, о липовом дипломе и подозрительном паспорте…
Ната сидела на стуле, держа спину до неестественности прямо, как воспитанница института благородных девиц. Слушала, слегка склонив голову набок, поглядывала на девочек искоса и не перебивала, чтобы не нарушить ход повествования, которое и без того было обрывочным и странным, а когда оно иссякло, уточнила:
— Стало быть, вы прилетели из Екатеринбурга? Это Урал? В гостинице живете? А завтракали утром?
Залетные гостьи четно признались, что нет.
— Это непорядок, — сказала Ната, поднимаясь. — Детям непременно надо завтракать рано утром, не то малокровие разовьется… Тем, кто встанет спозаранку, бог подарит по баранке. Кто проснется на рассвете, те получат по конфете…
— А поднялся раньше всех — полагается орех!!! — Это Светка, сидевшая тихо, как мышонок, в уголке дивана, вдруг подскочила, продолжив незатейливый стишок. — Я вспомнила! Мама вас знала. Она часто произносила эти строчки, а однажды сказала, что у них была в детдоме мама Ната, которая по утрам будила малышню стихами.