Следы: Повести и новеллы (Ершов) - страница 45

— В самом деле, чем можно сделать такую пробоину, — поддержал я его. — Разве утюгом. Ты не захватил с собою утюжок, Саня?

— Как же, захватил!

— Так это он, мамаша, он! Утюжком. Сам и признался.

— И лучше так-то, — вздохнула удовлетворенно уборщица. — Чистосердечное признание всегда лучше.

— Да вы что, мамаша! — спохватился я. — Я же пошутил. Не разбивали мы раковины. Ни он, ни я! Понятно вам?

— Понятно-то понятно, только без дежурной по этажу тут не разобраться.

— Валяйте, зовите дежурную! — крикнул я голосом подгулявшего купчика.

— Тайный замысел вынашиваю, — сообщил я шепотом Сашке. — Тайный. Нас никто не подслушивает?

Э-э, в чей это я «штиль» впадаю? В щечкинский! Опять? Худо.

— Крещение Руси хочу снять, старичок. Обращение в веру христианскую. Скажу тебе по секрету, не все в воду шли, не все. Были и противнички.

А что это я, собственно, перешел на конспиративный шепоток? Уж не обратился ли я и в самом деле в Щечкина? И, чтобы успокоить себя на этот счет, я как бы невзначай подошел к зеркалу, и — мама моя! — Щечкин! Но вида не показываю, рассуждаю.

— Да ну? — не очень естественно изумился Сашка. — Не все, говоришь? Но есть ведь свидетельство очевидца: «И не бысть ни единого жь противящася его повелению». Так ведь, кажется?

— «Да аще кто и не любовию, но страхом повелевшего крещахуся: понеже бе благоверие его со властию сопряжено», — продолжил я начатую им цитату. — Дело, братец ты мой, темное.

Я снова взглянул в зеркало: Щечкин, Щечкин глядел на меня и подленько ухмылялся. Проклятие! И уж не намек ли это, что крамола моя щечкинского пошиба? Вот и понимаю это, а остановиться не могу, развиваю мыслишку, пыжусь:

— И вообще, что это еще за штука такая — «сопряжение благоцерия со властию»? И особенности если учесть, что когда волокли Перуна в Днепр, народ плакал.

— Ну и что? И я бы плакал. Жалко ведь. Симпатичный ведь старичок.

Дверь отворилась, и в комнату вошли двое — дежурная по этажу и уборщица. И сразу к раковине.

— Так и есть! — воскликнула радостно дежурная. — Раковина разбита не ранее, чем вчера. А вот и улики: свежие осколки на полу, мелкая крошка.

— Вчера — значит, я, — произнес спокойно Сашка, — а я не разбивал.

— Кто же тогда? — спросила деловито дежурная. — Осколки свидетельствуют о том, что нарушение произошло после уборки. Уборка же производилась позавчера. Как раз в мое дежурство.

— А я поселился здесь вчера, — начал объяснять Сашка, — позавчера, вы знаете, меня здесь еще не было. И раковину я застал уже разбитой. Разумеется, я ничего здесь не трогал, осколков не убирал, дабы не вводить в заблуждение следственную комиссию.