Но дружки уже заслонили от нее жениха, и старший — Михаил Нищерет, — прихорашиваясь и одергиваясь, — под бекешей измял дружковские свои регалии — выступил вперед, к самому столу, на котором уже красовался украшенный птушками[41] и червонной калиной невестин каравай и стояли заветные бутылки, связанные красной ленточкой.
— Отдай невесту, страж!
Павлушка ширкнул в сторону старшего дружки пучком соломы и, не рассчитав, слегка задел Мишку по носу; под дружный хохот заученно крикнул;
— Наша дорогая, не купишь!
— А ну, спробуем! — входя в азарт, рявкнул Нищерет и — жмяк из широкого рукава черкески на подставленное Павлушкой блюдо румяную рогастую шишку.[42]
— Мало! — взвизгнул хлопец.
Торг разгорался, веселый и бешеный.
Тем временем в боковушке привели в чувство слабосердную бабу Оришу, и Евтей под руку повел ее в горницу. Горница наполнялась гостями, зваными и незваными, коридор и кухня — любопытными. В толпе появился женихов шафер Данила, усердно пробивающий дорогу, за ним торжественно входила под руку вторая родительская пара — Литвийчиха с Легейдо. Софья, опустив глаза, сосредоточенно рассматривала свой каравай, который держала на рушнике, Мефод светлым ястребиным глазом окинул гостей; рука, державшая икону, невольно потянулась было к усам, вновь отросшим, завившимся в стрелки.
Выторговав, наконец, невесту, дружки вывели ее из-за стола, соединили с женихом и повели под родительское благословение.
Еще через полчаса свадьба пошла обычным своим чередом. Гости, хлынувшие за столы, уже сами повели всю церемонию. Дружки и свашки, жениховы и невестины, путаясь в очередности обязанностей, лишь поддавали жару в веселье.
Первые бокалы, как и положено, подняли за счастье молодых, за здравие родителей. Но были тосты и необычные, не слыханные на прежних свадьбах:
— За смерть кадетскую! Чтоб им сгнить, нам здравствовать!
— Дай, боже, одолеть супостатов, чтоб по весне за землицу приняться. Соскучилась, поди, по доброй рученьке…
— Чокнемся, сват, за власть свою народную, хай, живе она да красуется…
Старухи-соседки, понабившись в кухне, перешептывались:
— А родителев-то благодарствовать позабыли…
— Погоди ты, Тимофеевна, чай, благодарствие апосля смены столов идет…
— Про смертушку ведь на свадьбе реченьку заводят… Иде слыхано!
— Не бывать, не бывать молодым без венца счастливыми…
— Иде уж оно, счастье, без господнего благословения…
— А слыхала, кума, как жених-то с Савичем Великим Макуша зарезали? Вся грудь, гуторят, была поистыкана…
— Да уж не скажи, паршивый он был атаман, да и бабник. Хочь и наш, а мне его и не жаль нисколечко…