И вот в очередной раз наступило время, когда застарелый холостяк Шишкин почувствовал, что больше не может без женщины. Шишкин вышел на угол улицы, где в их небольшом городке обычно тусовались ночные бабочки.
Под одним из пока еще неразбитых фонарей переминалась с ноги на ногу кучка вызывающе одетых девиц.
— Развлечься желаем? — подкатила к нему грубо накрашенная «мамка». — Кого желаете: блондинку, шатенку, брюнетку?
— Мне масть по фигу. Желательно такую, чтобы была на все готова, все умела, и чтобы была поздоровее. Причем, на всю ночь.
— Ух ты! — уважительно хмыкнула «мамка». — Не перевелись еще мужики.
Домой к себе Шишкин привел крупную широкоплечую девицу с грубыми, даже на вид шершавыми руками — видимо, приехала в город «на заработки» из ближайшей деревни. Ее звали Груша.
Как только они вошли в квартиру, Шишкин замкнул дверь, а ключ спрятал в карман.
— Ну, Груша, за работу, — сказал он, проводя девицу в свою холостяцкую двушку.
Груша огляделась и ахнула:
— Божечка ты мой, это что за сарай? Нет, я в таких условиях работать не могу! Я девушка аккуратная.
— А ты думаешь, я тебя зачем выкупил на всю ночь? — хмыкнул Шишкин. — Вот твой фронт работ.
И он провел Грушу по своим «апартаментам». Полы во всех комнатах были затоптаны, как будто через квартиру Шишкина прогнали стадо слонов. В кухонной раковине чуть не под потолок высилась грязная засохшая посуда. Вся ванная била забита нестиранным бельем и рубашками.
Груша обессилено села на стул, прямо на газетку с какой-то закуской, и заплакала:
— Дяденька, может все же в постельку, а? Я ласковая!
— Не-а, для этого дела у меня есть бесплатная подружка, — отрицательно помотал головой Шишкин. — Только ленивая, зараза. Еще больше, чем я. Так что давай-ка, Груша, отрабатывай свой гонорар. А я пока сосну…
И Шишкин, упав на свой продавленный холостяцкий диван, почти тут же безмятежно засвистел носом…
У Пятаченко вдруг начал расти живот. Он и так был не худенький. А тут пузо прямо на нос лезет.
— Пива надо лопать меньше, — ехидно сказала ему жена Амалия.
— Да чего ты ерунду болтаешь, я его сколько пил, столько и пью, — слабо парировал Пятаченко. Но на всякий случай теперь вместо ежедневных трех литров стал выпивать полтора.