— Ну что?
— Не берет, сволочь! — в бессильной злобе скрипнул зубами Мамыков.
— Надо же! — восхитился Грецкин. — Как вас напугали-то. Не берет… Но и бумагу не подписывает?
— Не подписывает, — вздохнул Мамыков. — Нельзя говорит, и хоть ты тресни.
— Ну что ты за зам у него такой?
— Да хороший я у него зам, и поэтому тоже не берет. Боится, что подсижу.
— А как быть? Дело-то стоит.
— Надо еще подумать, как его уломать, чтобы взял.
— Слабые-то места у него есть? Может, бабу ему красивше какую подложить? — предложил Грецкин.
— Да ну! — безнадежно махнул рукой Мамыков. — Рядом с ним такое чудо писаное лежит, что на других он и смотреть не хочет.
— А если его подпоить и бабло в карман засунуть?
— Не пьет уже лет пять. Как на этой чуде-юде женился, так и не пьет. Боится, что уведут.
— Вот черт! — задумался Грецкин. — Ну, а увлечения у него какие есть?
— Ну, вроде рыбак он заядлый. Хотя на нашей Навозихе и клева-то, сам это знаешь, не бывает, но исправно торчит там каждую субботу. Релаксирует!
— Так увяжись с ним. Скажи, что прикормку клевую достал. А уж что он с крючка снимать будет, моя забота. Директор магазина «Живая рыба» в области — мой кореш!
В следующую субботу начальник одного из департаментов районной администрации Голянский со своим заместителем Мамыковым сидели на бережку Навозихи с закинутыми удочками. На той стороне речки обосновалась еще одна компания рыбаков. Как обычно, не клевало. Ни у тех, ни у этих.
— Ну и где же твоя волшебная прикормка? — с иронией спросил Голянский.
— А вот мы щас ею речку-то посыплем! — громко сказал Мамыков. И посыпал Навозиху обыкновенным просом. На той стороне что-то громко плесканулось, и через пару минут поплавок у Голянского резко ушел в глубину. Тот потащил удочку и ахнул: на крючке сидел килограммовый сазан. Которых в Навозихе отродясь не водилось.
— Не может быть! — не поверил своим глазам Голянский, дрожащими руками снимая трепыхающегося сазана с крючка. — Ты, Мамыков, просто кудесник. А ну, еще попробую!
Он поплевал на червяка и закинул удочку. Поплавок тут же уехал вбок. Голянский выдернул еще одного сазана. Причем точно такого же, как первого. Потом еще, еще, еще. И неожиданно клев так же резко оборвался, как и начался.
— А ну, сыпни еще своей чудесной прикормки! — азартно крикнул Голянский Мамыкову. Мамыков посыпал Навозиху просом. Но Навозиха молчала.
— Тьфу ты, блин! — разочарованно сплюнул в воду Голянский.- Только разошелся, и на тебе!
— Навозиха, а Навозиха, дай нам еще рыбки! — дурашливо возопил Мамыков, воздев руки кверху и косясь на темную шевелящуюся тень в глубине реки.