– Что за чертовщина там, внизу, Кирст? – спрашивает Доминик, решительным шагом входя в комнату. – Уже второе утро все игрушки Дейзи разбросаны по полу. Я едва не свернул себе шею на проклятом ксилофоне. Что происходит?
Я поворачиваюсь к нему, но не могу заставить себя пуститься в объяснения. В этой залитой солнцем комнате, в этом доме, расположенном в тихом пригороде, все мои страхи будут выглядеть беспочвенными. Он еще сильнее, чем вчера, утвердится в мысли, что я тронулась умом.
– Кирсти!
– Прости. Мне не спалось, и я решила перебрать их.
– Перебрать? Но они повсюду. Что-то не похоже, что их перебирали.
– Знаю, меня отвлекли. Вчера снаружи кто-то был. – Я левой рукой хватаюсь за кроватку Дейзи.
Доминик хмурится.
– Где снаружи?
– В полях за домом.
– Где? А ты уверена, что тебе… не приснилось?
– Да. Он смотрел на наш дом. – Я слегка преувеличиваю, чтобы Доминик не подумал, будто я свихнулась. – Доминик, я думаю, что этот человек – кто бы он ни был – побывал в нашем саду. А может, он перелез к нам из сада Мартина.
– В котором часу это было?
– Глубокой ночью. Примерно в половине четвертого.
– Господи, Кирст! Ты перебирала игрушки Дейзи после трех ночи? – Он проводит рукой по волосам и фыркает.
– Я же сказала, мне не спалось.
Он вздыхает и сутулится.
– Надо было вернуться в нашу кровать, – тихо говорит он. – Я скучаю по тебе. Неудивительно, что ты не могла заснуть на этом матрасе. Он жесткий, как деревяшка.
Я понимаю, что Доминик таким вот способом предлагает мне перемирие, но я не откликаюсь на его призыв.
– Как ты думаешь, кто это мог быть? – спрашиваю я.
– Наверное, какие-нибудь подростки. Они залезали в сад?
– Не знаю. Я просто видела человека в поле. – Я закусываю губу.
– Не волнуйся. Подросткам нравится шляться по полям, тем более в это время года.
– Вероятно.
– Ладно, я пошел.
– Извини за игрушки, – говорю я с виноватым видом. – Надеюсь, ты не причинил себе вреда.
– Выживу. – Он обнимает меня. – Ну, у нас все в порядке, а, Кирст?
– Да, – отвечаю я, внезапно ощущая прилив нежности к мужу. – Конечно, в порядке. А вчера было глупое недоразумение.
– Вот и хорошо. Ненавижу, когда мы ссоримся.
Доминик выпускает меня, и я сразу же ощущаю холод и одиночество. Я знаю, что он скоро уйдет на работу, и у меня в животе уже разрастается комок страха, когда представляю, что мы с Дейзи ведь день будем предоставлены сами себе. Беру малышку из кроватки. Мне нужно поменять ей подгузник, но я займусь этим чуть позже. А пока мы провожаем Доминика до двери и целуем его на прощание. Я стою на пороге и смотрю, как он уходит.