— Откуда у Оленьки бинокль? — спросил Анатолий.
— Бинокль? Какой бинокль?
— Военный, полевой.
— Военный? Военный, говорите? Не знаю, никого у нас военного нету, муж на гражданке и моя вся семья… Погодите, да это ж Таткин бинокль. Татка через бинокль летающие тарелки выглядывала, — припоминала Катерина Игнатьевна. — Это они на что-то поменялись, для них каждая-всякая вещь — игрушка, только и знают меняются. — И спохватилась: — Ой, теперь знаю, в чьем мохеровом шарфе Татка щеголяла! А я дом перерыла, на работе спрашивала… Ну уж получит Олька бинокли, шарфы, тарелки летающие…
И тут же, сквозь гнев пробилась тревога:
— Побегу девчонку забирать, поздно уже, не хочу, чтобы одна по улицам бродила.
В коридоре оглянулась:
— Извините, Никита Георгиевич, что вашу квартиру без спроса для Валентина открыла. Мне ключ хозяйкой доверен.
— Ружье! — не мог успокоиться Никита. — И впрямь — шпана… Сколько им отвесят за ружье, Анатолий?
— Думаю — как за групповое. Для того, чтобы так нахально и толково работать, требуется опыт или дотошная консультация. А скорее и то и другое. Мы видели двоих, не знаем третьего. Если верить Катерине Игнатьевне, есть и четвертый, и пятый. Весьма возможно, что корешам велено было срывать полотна со стен, сбрасывать вниз, с балкона.
— Получается, мальчишкам — колония? А дальше, Толя? Дальше, дальнейшее?
— Дальнейшее, как теперь любят говорить, неоднозначно.
— Итак — колония… Вынужденная мера наказания… А дальше? Что дальше?
Вера Павловна увидела Андрея из окна, спорил о чем-то с Любой Крутояр. «Смешной он, нескладный, а пора бы…» На прошлом уроке, Вера Павловна заметила, между ними что-то произошло.
Андрей влетел в комнату:
— Мама, у нас сегодня поход!
— У кого это «у вас»? В школе объявлений не заметила.
— Не обязательно объявления. Без объявлений в киношку собрались.
— Надеюсь, поход не помешает тебе пообедать?
— Спрашиваешь, обожаю твои полтавские борщи.
— У нас сегодня лапшовник.
— И лапшовники тоже.
— Что это сегодня все обожаешь?
— А что? Не обожаю плохо и обожаю плохо. Тебе не угодишь.
Бросил на стол планшетку, скинул рубашку, умывался на кухне под краном, развел мыльную пену, отдувался и фыркал.
Мигом опустошил тарелки, первое, второе, запил компотом, причмокивая ринулся к шкафу, перерыл сложенное аккуратно белье:
— Где моя новая рубаха?
Никак не мог найти рубаху, лежавшую сверху.
— Что случилось, Андрей?
— Ничего не случилось. А галстук мой где? Этот, знаешь, шикарный, со всякими зигзагами. Или без галстука? Небрежно расстегнутый ворот, некоторые мальчишки так делают.