Иван молча смотрел на нее: незнаемая Лара, играет словами, как играла в мячик. Слова — вкусные и невкусные конфетки?
— Ты любишь читать старинные романы, ну, Диккенса, Вальтера Скотта? — Ларочка шла совсем близко, говорила совсем тихо — нападает на нее это «совсем»: совсем ничего не знаю, совсем ничего не хочу, совсем ничего не боюсь. Ивана пугает ее «совсем ничего не боюсь».
— Раньше, в детстве, ну, в пятом-шестом классе, я любила читать давние романы.
— Я не люблю выдуманного.
— А не выдуманное — это выдуманное с фамилиями. Ты почему ухмыляешься?
— Подумал о республике Кудь.
— Ну и что? Я знаю, что делать, когда думаю о Кудях. Утром слышу их голоса — значит все на месте.
Гул, выхлопы, выкрики, велосипедный моторчик взъярился и заглох.
Пожилой человек, седеющий, но по-мальчишески проворный, как все на Моторивке, подошел к ребятам.
— Дядя Кудь, дядя Кудь, — засуетились хлопцы, — скажите Тимке, нехай цилиндровые кольца подгонит. А то он мотор начистил, а в середке что?
— Дядя Семен, мы вас еще сдаля приметили, как вы шли!
— Подскажите Тимке искру проверить, дядя Кудь. Маслом мотор позалнвал, аж течет, свечка замызгана, контакта нет, откуда ж искра?
— Эх, вы слесаря-механики, в мастера собираетесь, нечисто работаете!
— Так это ж вчера бурей пылюгу нагнало, кругом занесло.
Семен Терентьевич занялся моторчиком, проверял его на слух, не заметил Лары.
— Доброго здоровья, дядя Семен!
— А Ларочка-соседочка! — поднял голову Семен Терентьевич. — Что это одна сегодня?
— Я не одна, Семен Терентьевич.
— Вижу… Но я про Любу спросил. Поссорились?
— Ничего не поссорились. Люба своей дорогой, я своей.
— Повырастали, свои дорожки искать стали… А вы, что ж, молодой человек, наших девчат провожаете, нас знать не знаете? Что-то не припомню вас по школе.
— Я из зареченской в новую перешел.
— Многие в новую горазд. Заманчиво.
— А вы забыли про нас, — упрекнула Лара, — совсем забыли, Семен Терентьевич!
— У меня теперь своя школа на заводе, целый выводок таких, как вы.
Мальчишки оттеснили Лару.
— Понаходили тут, работать мешаете!
— Я загляну к вам, Семен Терентьевич, на малышей посмотреть, — уже отойдя оглянулась Таранкина.
— Заглядывай, не откладывай, время бежит!
Совсем уж близко дом Таранкиных.
— Время бежит, — снова оглянулась Лара, — постарел, седеет; мне больно, что он седеет… Тебя пугает, Иванко, что время бежит?
— А тебя пугает, что я поседею?
— Дурак. Мальчики не седеют и не стареют. Они навсегда остаются нашими мальчиками. Будем вспоминать: «Ой, какие были у нас мировые мальчики!»
К усадьбе Таранкиных подкатила «Волга».