— Нет, — сказала она, останавливаясь перед домом, в котором жила Полина, — вы идете, куда вам надо, а я зайду тут к одной избирательнице, она меня ждет.
Людмила думала, что ее спутник заявит: "И я". Тогда пришлось бы отказаться от посещения Полины и, наверно, до самого заводоуправления тащиться с этим человеком вдвоем. Но Вадима будто вдруг подменили, он заявил, что не хочет навязываться, что, если его общество неинтересно, он может уйти. Постоял, как тогда, на вокзальной площади, загадочно улыбаясь (даже ресницы и брови слегка побелил мороз), и пошел в обратную сторону. Шел медленным шагом, крадучись, явно чего-то боясь. "Странный какой-то, — подумала Людмила. — Баламут!"
Не знала она, что это и был Полин баламут; он побоялся зайти к ней в квартиру не один, с женщиной. Не знала Людмила и другого: Вадим давно следил за ее хождениями по избирательному участку; в этот вечер он хотел встретиться с нею у кого-нибудь из приятелей, например, у Ивана, и устроить пирушку. Холодность Людмилы, а теперь вот посещение Ельцовой спутали все его планы.
Он побродил взад-вперед по притихшим улицам и вернулся к Ивану.
— Ну как? — помедлив, спросил тот.
— Все в порядке, — с наигранной веселостью ответил Вадим. Поколачивая сапог о сапог (заколел на морозе), он прошел к топившейся печке-железке и прижег папиросу о малиновый бок раскаленной трубы. — Завернули ко мне и устроили маленький выпивон. Культурненько!
— Что-то скоро вернулся…
— А она много не пьет, так себе, стопочку вина, стакан лимонада. Вообще я лучше о ней думал.
— Странно, — усмехнулся Иван. — Раньше ты восхищался ею, Венерой Милосской называл.
— Подать она не умеет себя! — Вадим вскинул руку с растопыренными пальцами. — Кроме того, обычно женщина любит не сердцем, а легкими, эта втюрилась сердцем, мне такие не нравятся. — Он потянулся с папиросой к жестянке от консервной банки, служившей холостякам пепельницей.
— А может, пустой номер?
— У меня? У меня не сорвется!.. Приглашала к себе, за реку. Удовольствие — киселя хлебать на другой конец города! А летом предлагает вместе поехать на Кавказ или в Крым. Поехал, полетел в Тулу со своим самоваром! — Вадим еще раз затянулся окурком. — Летом я аккредитивчик, — он щелкнул пальцами, — и нет меня в токмаковской капусте!
— Врешь! — нервно вскрикнул Иван. — Все врешь! — Он рванул свою жидкую бороду, будто она ему помешала. — И хватит этих историй у меня на квартире, я тоже хочу спокойно…
— Ладно ты, Христос! — грубо оборвал его Вадим. Он ткнул окурком в жестянку и пугливо отдернул руку, потому что, разгибаясь, жестянка "выстрелила", взметнув над столом облачко пепельной пыли.