— А зачем старосту привели?
— Сдать печать и документы.
— Выходит, кончилась его власть!
Вокруг Соан снова зашумели, каждый старался вставить словечко, Хиен поднялась и указала на открытую дверь Дома общины.
— Вон мой папа сидит, смотри, Соан.
Соан и так смотрела во все глаза, стараясь ничего не пропустить. Староста, сгорбившись, стоял подле стола и не отрывал взгляда от печати и свернутой в трубочку грамоты, удостоверявшей его права. Учитель и Кой что-то сказали ему. Староста поклонился.
Потом все сидевшие за столом встали. Люди во дворе притихли. Кой подошел и отдал какое-то приказание бойцу, стоявшему всех ближе, тот передал по цепочке, и несколько винтовок поднялось в воздух. Лязгнули затворы, раздалась команда, и грянул залп. С деревьев с шумом поднялись птицы. Дым медленно таял в воздухе.
Кой вышел на приступок:
— Уважаемые односельчане!..
Он говорил не торопясь, четко, так, чтобы его слышали в самых дальних углах двора. Соан слушала Коя, и ей казалось, что его слова летают вокруг нее. На этом высоком месте, думала Соан, все привыкли видеть лишь важных начальников из уезда, волостных чиновников, представителей сельской власти. Взобравшись на этот помост, они покрикивали на народ, стоящий внизу. И каждый раз слова их приносили новые беды и горе людям. И вот теперь на этом месте стоит человек, которого все здесь хорошо знают, это Кой, босой, лохматый парень, в заштопанной, выгоревшей рубашке и коротких обтрепанных штанах, такой же, как и все они.
— Скажите, односельчане, как будем судить старосту Тона?
В ответ снова поднялся шум. Все говорили разом. Кричали, смеялись, размахивали руками. И вдруг встал старый Тэо, поднял руку, требуя тишины, и, погладив бороду, громко произнес:
— Староста, видать, и так перепугался насмерть, надо бы его помиловать! Но уж больно любил он плеткой угощать народ, поэтому предлагаю снять с него штаны и всыпать тридцать ударов, чтоб впредь неповадно было!
— Правильно!
— Всыпать ему тридцать плеток!
— Снять штаны и всыпать!
Стражники схватили старосту, растянули на земле, один спустил штаны, другой пошел за плеткой.
Толпа оживилась. А когда приступили к экзекуции, то каждый удар встречали хохотом, пока наконец злосчастный староста не натянул штаны и не поспешил удалиться.
— Ну, хватит, дайте послушать, что они еще будут говорить!
— Сейчас снова будут стрелять! Вот здорово!
Прозвучал еще один залп, и эхо разнеслось под сводами Дома общины. Раньше здесь пировали кровопийцы, брали крестьян в солдаты, набирали кули и отправляли куда-то, откуда чаще всего они не возвращались, раньше здесь взимали налоги, отбирали у крестьян рис, заковывали в колодки… Но сегодня все было по-иному. Исчезли из-под этих сводов страшные тени кровопийц, исчезли, растаяли, словно этот дымок от выстрелов.