Но раньше произошло две вещи: во-первых, дверь кафе распахнулась, и на пороге показались несколько Темных. Во-вторых, Матвей, словно в прорубь, нырнул через стол в Сумрак – за тающим следом воронки. Мобильник он бросил на стол.
Валентина поймет, что случилась беда, – и найдет их. Если успеет.
– Дневной Дозор! – прогремел голос – Никому не двигаться!
Взмах ресниц – и Темные уже заполнили кафе. Лина испуганно пискнула, стакан морса выскользнул из ее пальцев и вдребезги разбился об пол.
* * *
Москва-Сити, 52-й этаж башни «Эволюция»,
Московское бюро Инквизиции
23 сентября 2015, 22:16
– Напрасно ты так строг к Вале, Артем, – вздохнул Кролевский, – она стремится сделать карьеру в Дозоре. В этом нет ничего предосудительного. Хочешь коньяку?
Он достал из стола бутылку и стаканы.
Локшин покачал головой:
– Я не делаю разницы между ней и Тайпаном.
– Но зачем этот холод? Они же оба когда-то были твоими товарищами.
Кролевский зажег сигару, сел в кресло, подслеповато сощурив глаза под густыми бровями, словно старый пес у камина. Он явно был не прочь почесать языком. Артем стоял у окна, глядя на ночной город внизу. Он чувствовал неизъяснимое нервное напряжение, словно где-то внутри звенела туго натянутая струна. С самого начала в этой истории что-то пошло не так, и с каждым днем дела портились.
– Мне не нужна дружба с Иными, – сказал он, сложив на груди руки, – мне нужен контроль над ними.
– Добрые отношения с дозорными полезней для нашего дела, – возразил Натан Иванович.
– Добро в нашем мире наказуемо. Впрочем, зло не счастливей добра. Мой выбор – нейтралитет.
– А мне иногда кажется, – старик сделал глоток коньяка, – что ты неравнодушен к Вале.
Силуэт Артема на фоне ночного города замер.
– Да и что с того, – продолжал Кролевский, – кто я такой, чтобы запрещать вам чувства. Из чувства к женщине рождаются только лучшие порывы, испортить их можно лишь гнусностью характера. Это же не о тебе? Если любишь – действуй. Можешь даже покинуть Инквизицию, если работа мешает чувствам. Слова не скажу, клянусь. Валя – восхитительная девушка.
– Ошибаетесь, Натан Иванович. Я презираю сантименты.
– За дурака-то меня не держи, – улыбнулся глава Московского бюро, – я все вижу – ты влюблен, и ты пристрастен.
Он налил себе еще коньяка.
– Беспристрастность, – подавив эмоции, проговорил молодой Инквизитор, – это идеал, коего нельзя достичь, к нему можно только стремиться. Я избрал удел судьи. И я не отступлюсь от него.
– Даже ради любви?
Артем лишь раздраженно повел плечами в ответ.
– Когда-то давно я тоже был влюблен, можешь себе представить, – меланхолично сообщил Натан Иванович, делая глоток из стакана. Локшин ждал продолжения, но шеф ничего не добавил. Он печально смотрел на пламя светильника – одинокий, ссутулившийся, как старый ворон. Тогда Артем заговорил вновь, и город под его ногами стрелял в хмурое небо электрической дробью огней.