– Что случилось? – спросила я.
– Да ничего, ничего.
– Что сказал папа?
Нет ответа.
– Мама, ты в порядке? У тебя что, снова паническая атака?
Она посмотрела на меня, и я прочла в ее глазах ужас. Мы уложили маму на кровать, накрыли ее одеялом, но состояние не улучшалось, хотя она и твердила все время, что все хорошо, но голос у нее дрожал.
Я не знала, что делать, потому пошла за Жюльеном. Он попросил Лили присмотреть за Ноем, или… возможно, все было наоборот, и он сам пришел. Жюльен сказал, что маме нужно переключиться и думать о чем-то другом, поэтому он стал загадывать ей загадки.
– Как зовут глухого кролика?
Мама не отвечала, он настаивал.
– Я не знаю, – наконец ответила она, стуча зубами.
– КРОЛИИИИК! – прокричал он.
Она не отреагировала. Жюльен продолжил.
– Кто делает так: гряк-гряк?
…
– Анна, кто из птиц делает так: гряк-гряк?
– Не знаю…
– Гряква!
Хуже всего то, что при этом он выглядел очень гордым собой.
– У господина Коре и госпожи Коре есть дочь, как ее зовут?
Мама пришла в бешенство. Еще немного, и она укусила бы его. Но тот мужественно продолжал.
– Итак?
– Мне плевать на дочь господина и госпожи Коре!
– Ада! Ада Коре! Еще одна загадка: у господина и госпожи Фонфек есть дочь, как ее зовут?
– Жюльен, я уста…
– Софи, ее зовут Софи! – не сдавался он.
Мне трудно было сдержать смешок, но мама до сих пор была не с нами. Так что я решила тоже попытать удачу:
– Знаешь историю о парне с пятью членами?
Ответом было ледяное молчание. Видя такой энтузиазм честной компании, я поспешила закончить:
– Вместо плавок он носил перчатку.
Жюльен посмотрел на меня удивленно. Мама медленно повернула голову в мою сторону. Тысячи выражений промелькнули на ее лице. Все вышло как с игровым автоматом, когда не знаешь, чем что закончится. Закончилось смехом. Так, легоньким смешком, не очень уверенным, но было уже ясно, что паника отступила.
Через час мама крепко спала. Жюльен вернулся в свой фургон, а Лили к нам. Мне почему-то было трудно заснуть. Не давала покоя одна мысль. Раз мама оказалась в таком состоянии, папа должен был сказать ей что-то очень важное.
5 мая
Дорогой Марсель!
С того вечера, когда мама себя плохо почувствовала, она не перестает мне казаться странной. Она почти ничего не ест, ведет машину молча и даже не пытается с нами заговаривать. Похоже, в ней зреет какая-то мысль, и, поверь, в этом нет ничего хорошего.
Она даже не захотела посмотреть Рованиеми[43], тогда как раньше все уши нам прожужжала, что ей не терпится побывать в Финляндии. Сославшись на усталость, мама осталась в трейлере, а мы были обречены на Франсуа и Франсуазу, не говорю уже, чего мне это стоило.