Атанияз велел Кериму зайти. Под вечер, когда закатное солнце мягко освещало палевую, еще горячую от дневного зноя мглистую степь, Керим пришел в байскую юрту. Там уже сидели, поджидая его, два других чабана — Оразсахат и Куллы-наркоман.
— Вот и Керим, — обрадованно сказал Оразсахат, мучимый любопытством. — Говори, Атанияз-бай, а то время дорого, работы много, некогда рассиживаться.
Атанияз погладил бороду, недовольно шевельнул густыми, с проседью бровями, заговорил, тая раздражение:
— Знаю, все честные люди делом заняты, и нас тоже ждут дела. Но пришло время поговорить, посоветоваться. Дни бегут, и каждый несет свои заботы. — Он оглядел внимательно каждого, задержал взгляд на Кериме. — Я всех вас хорошо знаю, и вы знаете меня, мы можем говорить открыто. И это очень хорошо, потому что нет ничего хуже скрытности. Говорят, хорош халат новый, а друг — старый. Мы же друзья, верно?
Его голос неожиданно сорвался, он закашлялся, жалея, что перестарался и взял слишком заискивающий тон. Все-таки он боялся этого разговора, хоть и храбрился, и убеждал себя, что люди преданы ему и пойдут за ним в огонь и в воду.
— Когда я с вами — моя душа открыта. С такими, как Чары, я не стал бы разговаривать. Он, как объевшийся ишак, лягнул хозяина и ушел. Может быть, он думает, что в другом месте ему будет лучше, так пусть попробует, попытает свое счастье. Еще не раз добром меня вспомнит.
Чабаны молчали, глядя в пол, и нельзя было понять, осуждают они поступок Чары вместе с баем, или втайне одобряют его уход.
— Времена изменились, дети мои, — со скорбным лицом продолжал Атанияз. — Оразсахат и вы, ребята, разве не видите, что делается на белом свете? Испоганили нашу землю, поломали обычаи дедов, все пошло прахом… Я собирался выделить каждому из вас по отаре овец — и радоваться вместе с вами. Да все равно отберут их. Страной нищих становится родной край. Страшную судьбу готовят нам большевики — нечем будет прикрыть свою наготу, а есть придется черепах и ящериц.
Он сплюнул брезгливо и подождал, что скажут чабаны. Они по-прежнему угрюмо молчали.
— У нас один выход, — Атанияз поднял глаза к закопченному потолку юрты, молитвенно воздел руки, — аллах указывает его нам. Если мы не хотим быть загнанными в колхоз, лакать из одной миски, как собаки, и спать всем — мужчинам и женщинам — в одной постели, мы должны уйти. Наши соседи — мусульмане протягивают нам брагскую руку помощи, протянем же и мы им свою руку!..
Керим видел, что бай не хочет сразу сказать то, что думает, ограничивается намеками, — значит, боится чего-то. Тревога заползла в него, обдала изнутри неприятным холодком.