И вдруг — словно ударился грудью о невидимую веревку. Гулко застучало сердце, жарким потом омыло лицо.
Гульяка для Зибы! Он забыл купить гульяка для своей Зибы!..
Керим натянул повод, торопливо заворачивая верблюда.
Теперь мысли его раздвоились. По-прежнему он помнил о Чары, о своем долге отомстить за него, но на фоне этих тягостных размышлений возникла новая, радостная, как песня бахши на тое, мелодия — Зи-ба, Зи-ба. Она ширилась, росла, заполняя душу, и Керим с удивлением и тревогой думал: как это может соседствовать в одном человеке радость и скорбь? Может быть, он плохой друг, если способен сейчас мечтать о любимой?..
Но, видно, такова жизнь. Праздники и поминки чередуются в ней извечно, и даже в свой последний час человек надеется и верит в близкое счастье. И любовь в конце концов — не только спутница свадеб. Она дает человеку крылья на всю жизнь, — если ты любишь по-настоящему, конечно.
Так пусть же звучит в душе песня любви! Она не помешает ему выполнить свой долг перед другом.
Геок-усса[34] жил в небольшом поселке возле самого города. Слава его разошлась далеко от берегов Мургаба, и в заказчиках у него недостатка не было. А когда человек имеет работу и не слоняется из угла в угол, проклиная свое ремесло, у него исчезает суетность и на смену ей приходит то мудрое спокойствие, без которого на земле нельзя сделать ничего стоящего.
Керим привязал верблюда к дереву и вошел в мастерскую; сощурясь, стал вглядываться в неясный со света полумрак, наполненный запахами каленого железа, горячей золы и еще чего-то прогорклого, незнакомого.
— Входи, входи, добрый молодец, — раздался хрипловатый, с басовитыми перекатами голос из глубины. — Входи, садись.
Керим разглядел невысокого, старого человека в очках с металлической оправой. Длинный фартук закрывал его спереди почти до самых сапог.
Почтительно поздоровавшись, соблюдая восточный этикет, Керим справился о здоровье, о семье, о делах, присел у стены.
Теперь, когда глаза привыкли, он разглядел и поджарую, сухую фигуру мастера, раздувающего мехом огонь в горне, и всю мастерскую, заваленную железным хламом.
Геок-усса только раз бросил на парня изучающий взгляд сквозь очки и продолжал заниматься делом. Сняв с полки жестяную коробочку, он подошел к окну, стал копаться в ней, побрякивая. Видя, что гость не решается заговорить, он сдвинул на кончик носа очки и, глядя поверх их, предложил:
— Я вижу, ты издалека. Зайди в дом, хозяйка угостит тебя чаем, отдохни. А то ведь у ремесленников, как и у вас, чабанов, свободного времени не бывает — с утра до ночи дела…