— Понял, товарищ начальник, — с просветлевшим лицом ответил Керим и неумело вытянулся. — Будем бороться!
Последние слова прозвучали, как клятва.
Юрин проводил его долгим взглядом, и неясная улыбка все блуждала по его бледным губам.
Очутившись среди своих, Атанияз отыскал Бахрама и Ниязкули.
— Ну, слава аллаху! — вздохнул Бахрам. — А мы уже не знали, что и делать.
— Наши ушли к границе? — быстро спросил Атанияз.
— Как договорились, — ответил Ниязкули.
— Воистину слава аллаху! — вскинул руки Атанияз. — А то они отрезали нас от Пулхатына. Надо спешить.
Они стали выбираться из боя. Их заметил Нукер, догнал за барханом, встал перед Атаниязом с винтовкой в руках, проговорил, тяжело дыша, сверля недруга единственным, налитым кровью глазом:
— Что еще задумал, Атанияз-бай? Заманил, а теперь бежишь? Один, да?
— Один! Да! — крикнул Атанияз. — Плевать мне на тебя, понял? Пусть шакалы сожрут твое тело, одноглазый шайтан!
Нукер не успел вскинуть винтовку — Ниязкули опередил его.
Подскочив к упавшему Нукеру, Атанияз-бай стал пинать безжизненное тело.
— Вот мы и рассчитались за все, — бормотал он исступленно. — Вот…
— Скорее, бай-ага! — крикнул Бахрам.
Свежие, хорошо отдохнувшие кони ждали их — об этом позаботился Бахрам. Они взяли с места в карьер и легко понесли беглецов по степи. Выстрелы позади все замирали, таяли, пока, наконец, совсем не смолкли. Только встречный ветер свистел в ушах, приятно овевал разгоряченные лица.
Вскоре они нагнали своих. Истомившаяся Огульхан с радостным криком бросилась к мужу, но он отстранил ее сказав недовольно: — "Ладно, ладно", — и принялся отдавать распоряжения.
Не задерживаясь, чабаны погнали спасенные байские отары в предгорья, к самой границе.
Группа Батыра напала на след тех, кому удалось вырваться из Пулхатына.
— Скорей, скорей! — торопил он своих людей. — Уйдут баи — никогда себе этого не прощу!
Пробитая тысячами овечьих копыт в поросшей травой степи, дорога уходила в сторону близких гор. Опытный глаз Батыра различал в этой сумятице более глубокие следы лошадей и тяжелые нашлепки верблюжьих пог.
— Ничего, догоним, — шептал Батыр.
И тут случилось самое страшное.
— Степь горит!
Батыр глянул вперед и обомлел — высушенная солнцем трава широко горела впереди, желтые языки пламени лизали горящую степь, ветер гнал их все дальше, и треск пожара нарастал, становился зловещим. Запах гари щекотал ноздри. Лошади беспокойно перебирали ногами, тихо ржали.
Колхозники, которые никогда не бывали в этих местах, с изумлением и страхом озирались вокруг. Они слышали, что на юге бывают такие пожарища, но видели впервые.