Атанияз молился в углу — то кланялся, то задумчиво сидел на подвернутых ступнях, положив ладони на колени. Спина у него была широкая, крепкая. Керим с трудом отвел от нее глаза.
Он редко бывал в доме Атанияза и всякий раз чувствовал робость перед его богатством.
На женской стороне стоял низкий туркменский шкаф, расписанный яркими цветами. На нем штабелем сложены одеяла. Рядом — тяжелый даже на вид сундук, обитый железом и тоже щедро разрисованный. Вдоль стен стояли битком набитые ковровые чувалы, а над ними висели на гвоздях ковровые торбы нивесть с чем. По левую руку от молящегося Атанияза лежали ковры, на которые можно было смотреть бесконечно — так сложен был рисунок. И кошмы, на которые сел Керим, были не хуже ковров, разве только поворсистей и помягче!
К перекладине над головой был привязан кожаный янлык, наверное, с медом. Керим даже слюну глотнул, когда подумал об этом, — так ему захотелось вдруг меду. Но он тут же позабыл обо всем, потому что вошла Зиба.
Несмотря на ранний час она была уже прибрана, волосы расчесаны и блестели в отблесках пламени, бушевавшего в очаге. И платье на ней было чистое и красивое, как в праздник, и украшения на груди сверкали камнями…
Керим зачарованно проводил ее взглядом. На мгновение их глаза встретились, и он увидел, как дрогнули ее густые ресницы.
Зиба села возле матери и принялась за рукоделье, склонившись низко-низко, словно плохо видела.
Краска медленно отливала от лица Керима. Он испуганно глянул на Огульхан, но она возилась у очага и ничего не замечала, а хозяин по-прежнему совершал утренний намаз.
Керим понимал, что нехорошо неотрывно смотреть на девушку, но ничего не мог с собой поделать и только молил аллаха, чтобы он дал ему силы вынести эту муку — видеть любимую и не сметь подойти к ней, заговорить, взять за руку… Он вздрогнул, когда услышал приветствие Атанияза:
— Алейкум эс-салам!
Бай сел напротив, стал не спеша и деловито наводить порядок на разостланном сачаке. Чай был уже заварен, Атанияз только наполнил пиалу, слил обратно в фарфоровый чайник — зазар покрепче будет.
— Молодец, что быстро приехал, — сказал он, бросив Кериму подушку, чтобы подложил под бок. — Как там, все в порядке, все живы-здоровы?
— Здоровы. И скот в порядке. Степь хороша, травы много. Окот закончился уже. Думали, приедете…
Атанияз вздохнул, сказал неопределенно:
— Затянулась тут у нас весна.
Он смотрел на Керима без обычной суровости — ценил людей, которые хорошо ухаживают за скотом, да и время пришло такое, что боишься лишний раз прикрикнуть на собственного пастуха.