— Знаю, ты душой болеешь за дело, — продолжал бай, — и надо было приехать, да никак не мог. То одно, то другое…
Лицо бая было озабоченным, это сразу отметил Керим. И грудь под красной просторной рубахой дышала прерывисто. Значит, волнуется. Но почему, что стряслось? Этого Керим еще не знал.
А бай не спешил. Приглядывался к чабану, хотя знал его много лет и видел, как говорится, насквозь. Все меняется в жизни. Вон Оразсахата тоже знал, каждую мысль на лице читал, а поди же — свернул с дороги, старый черт.
По ночам тайком навещал Атанияз надежных людей, прощупывал, проверял, все ли готовы спасать свое богатство, не струсит ли кто… Вчера после вечернего намаза заглянул к Оразсахату.
Пили чай, беседовали. Атанияз поинтересовался:
— Ну, как, не беспокоят тебя?
Гость бросил щепотку соли на старую рану, — рассчитывал, что пока она саднит, — Оразсахат не пойдет с новой властью. Но тот спокойно сказал:
— Слава аллаху, оставили в покое. Потом засмеялся, обнажив желтые щербатые зубы.
— Сегодня днем разъясняли, что такое колхоз, агитировали.
— Тебе, помнится, Батыр как-то уже разъяснил, — обронил гость.
— А, что Батыр, — махнул рукой Оразсахат. — Совсем бешеный. А другие ничего. Русский этот… Говорит, тех, кто силком будет в колхоз людей тянуть, накажет власть.
Атанияз желчно усмехнулся.
— Ну, тогда не бывать колхозу. По своей воле туда одни дураки пойдут.
— Не знаю, — покачал головой Оразсахат. — Он говорит, что в колхозе каждый, кто честно работает, будет хорошо жить.
Нотки сомнения в его голосе поначалу удивили бая, но тут же в нем закипела злоба.
— Ты что, поверил их сказкам?
— Я — что, люди верят, — снова вздохнул хозяин.
Если уж такие, как Оразсахат, стали колебаться, то от чабана всего можно ожидать.
— Керим, сын мой, — вкрадчиво сказал Атанияз, — я позвал тебя сюда с дальнего пастбища не для того, чтобы узнать положение дел в отаре. У меня к тебе очень важное дело. Я хочу поговорить с тобой, посоветоваться.
Керим не сомневался, что хозяин вызвал его неспроста, и у него вдруг гулко застучало сердце, когда, наконец, заговорил бай. А что если… Но он боялся даже подумать об этом… Зиба сидела в углу, низко склонившись над рукодельем, а ее отец назвал Керима сыном…
— Ты знаешь, как усложнилась жизнь, — продолжал бай. — Люди словно с ума посходили, волком смотрят друг на друга. А я хочу жить по-старому, как жили наши деды, хочу делать добро своим ближним, а не перегрызать им глотки.
Керим ничего не понимал. Он сидел очень тихо, не шевелясь, и ждал желанного слова. Но бай говорил о другом.