Ветер не унимается, буйствует в ночной степи.
Чары подбросил сучьев в огонь. Они медленно разгорались. Теперь хорошо стало видно спящего Керима. Вот он чмокнул губами, совсем как ребенок. Поджал ноги, натянул одеяло, не просыпаясь, — продрог. Лицо спокойное, будто он мечтает во сне о чем-то… Красив парень, ничего не скажешь. Значит, на эту красоту и позарилась Айсолтан.
Дрогнули черные усики Керима, лицо расплылось в белозубой улыбке…
Чары вздрогнул, крепче сжал рукоятку ножа. Задержав дыхание, размахнулся. Словно падающая звезда, сверкнуло в трепетном слете костра топкое стальное лезвие…
Глава восемнадцатая
Мятежная ночь
Ветер налетел внезапно, как будто таился где-то поблизости и, выждав момент, кинулся, как зверь. Наташа не успела удержать листки — они рванулись из рук и полетели над степью, как белые голуби. Девушка испуганно оглянулась. Всюду, сколько хватало глаз, бесновался ветер, вздымая пустыню на дыбы. Песок сразу же завяз в зубах. Стало трудно дышать. Через силу разомкнув веки, Наташа не увидела даже, а скорее нащупала у ног сумку, перекинула через плечо и боком против ветра пошла в ту сторону, где был, по ее предположениям, чабанский домик. Фотоаппарат больно ударял в бедро, ветер так облепил платье, что ей вдруг показалось, будто идет она обнаженной по разбушевавшейся пустыне.
Надвигалась ночь.
Если взойти на новый бетонный мост, перекинутый через Мургаб, и посмотреть на город, то главная улица будет видна из конца в конец. Обрамленная густыми деревьями, за которыми и домов-то не разглядеть, она покажется сплошной, как коридор, но это не так. Стоит спуститься с моста и пройти по улице, как увидишь, что она пересечена другими узкими улочками, на которых дома лепятся един к одному, и только узкие ворота с калиточками свидетельствуют о наличии дворов внутри. Дома кирпичной кладки, с чуть приметными украшениями в виде выступов и резных оконных наличников так схожи, что приезжему человеку легко заблудиться в городских улочках.
На одной из таких улиц, что почти у самого моста, б сером невзрачном здании с маленькими зарешеченными окнами разместилось отделение ГПУ.
В эти дни по стертым кирпичным ступенькам крыльца то и дело торопливо поднимались и спускались военные и люди в штатском, с одинаково озабоченными лицами, порой не бритые и оттого казавшиеся особенно хмурыми.
Иногда у здания резко обрывался цокот лошадиных копыт, всадник в просоленной гимнастерке привязывал к дереву взмыленного коня, взбегал на крыльцо, придерживая шашку, а вскоре снова прыгал в седло и во весь дух скакал куда-то, увозя на груди секретный пакет с тяжелыми сургучными печатями.