Когда Пятрас его окликнул, Пранцишкус немного оживился.
— По крайности, один свой человек отыскался, — сказал он, здороваясь. — А я уж думал, не влип ли ты.
— Ничего, живу спокойно. Ищейки Скродского так далеко не разнюхают.
— Не идешь с барынями плясать? — подтрунивал Пранцишкус.
— Тебе-то понятно, к чему это все? Коли разумеешь, так скажи и мне.
Пранцишкус пренебрежительно повел плечами:
— И мне невдомек. Говорят, какую-то унию поминают. Дескать, теперь мы все — паны и мужики — будем равными. Ровней станем, как за панов головы сложим.
— Мацкявичюс говорит: коли жизнь отдавать, так уж за себя и за свою землю.
— За это мы бы на смерть пошли и без ихних яств и питий.
— Но скажи, Пранцишкус, — переменил разговор Пятрас, — где Катре? Может, приехала?
— Здесь, — кратко ответил возница.
— А как ей в поместье?..
— Вроде ничего. Часто ее вижу. Не жаловалась. Дочка пана приехала, отца взнуздала.
О многом хотел расспросить Пятрас, но в это время взвилось знамя, и снова заиграли суктинис.
Пятрас глянул налево и увидел, как господа — мужчины и женщины — устремились с лужайки на поляну. Вслед за ними, сопровождаемые каким-то панычом, бежали Ядвига Скродская и Катрите. У Пятраса даже сердце замерло. Он кинулся вперед, но какой-то пан перехватил улыбающуюся Катрите, и оба закружились в бурной пляске.
Пятрас побледнел, остановился и, провожая их глазами, процедил, стиснув зубы:
— Помещичья шкура!..
Но тут к нему подскочила Ядвига. Поблескивая глазами, склонив головку на плечо, капризно спросила:
— Вы сегодня со мной не потанцуете?
И вдруг непонятная одурь замутила голову Пятрасу. Схватив Скродскую за талию, он, как вихрь, метнулся на поляну. Чуть не сбив с ног попавшуюся по дороге пару, он очутился с панной посредине площадки. Вертел ее, поднимал и бросал, как перышко, сам не зная — зачем. То ли потому, что держит в объятиях дочь своего заклятого врага и может швырять ее, как щепку. То ли потому, что этим неистовством хочет отомстить Катре. А на деле у него не было ни мыслей, ни желаний, только накопившаяся за долгое время душевная боль кипела и прорывалась в этом бешеном танце.
Ядвиге сначала пришлась по душе такая страстность молодого и сильного парня. Сжатая его крепкими руками, она кружилась, еле прикасаясь к земле, едва переводя дыхание. Но вскоре силы стали иссякать. Пробовала сказать, что устала и хочет отдохнуть, но он не слышал или не обращал внимания. Заглянув Пятрасу в лицо, Ядвига встретила такой мрачный взгляд, такое жестокое и упрямое выражение, что чуть не обмерла от страха. Сколько времени он швырял ее в толпе танцоров, она уже не давала себе отчета. Когда усталые музыканты прекратили игру, Пятрас оставил ее на краю поляны. Двое подоспевших панов подхватили еле живую панну и взяли ее под свое попечение.