Услышав эти слова, Пянка воодушевленно провозгласил:
— Таков польский романтизм! Выдвинутый им идеал свободы уже заснял во всей чистоте. И нация претворит его в плоть.
А Мацкявичюс, словно не расслышав, продолжал свою мысль:
— Для того, чтобы и в рабстве стать творцом, народ должен быть сильным, стойким, сознательным. Созреть не только для независимости, но и для сопротивления рабству. Тогда он будет зрелым и для вечности.
— Неужели таков и литовский народ? — с еле заметной насмешкой осведомился Сурвила.
Мацкявичюс ответил на этот вызов:
— Литовский народ, вернее, литовский крестьянин до сих пор выдерживал тяжкие испытания. Его не сломило ни крепостное ярмо, надетое на него дворянством, ни гнет царской бюрократий и жандармов. Поэтому я без колебаний призову простой народ на борьбу.
Пянка в новом порыве воскликнул:
— Испытание рабством еще в большей степени выдержало дворянство. Объединим же силы дворян и простолюдинов! Разбудим братские чувства! На манифестациях в Друскининкай, Вильнюсе, Каунасе, Паневежисе сделано многое. Продолжим это дело! Распространим призыв к братству всех сословий!
Мацкявичюс слушал громкие фразы варшавского агитатора со снисходительной улыбкой. Поощрять крестьян к восстанию, разумеется, нужно, но брататься со шляхтой — напрасный труд. Мацкявичюс не организовывал паневежской манифестации в память унии. Когда же она произошла, он использовал ее, чтобы произнести свою речь.
— Хорошо, пан Пянка, — ответил он и, переглянувшись с Дымшей, подошел к хозяевам прощаться.
Стяпас доложил, что бричка подана, и проводил Мацкявичюса во двор.
— Стяпас, — обратился к нему Мацкявичюс, — знаешь, я твоего племянника Пятраса свез к дяде в Лидишкес.
Стяпас поклонился.
— Слышал. Спасибо, что выручили. Тут ему жизни не было.
— А у тебя как?
— Ничего, ксендз, я доволен.
— Землю хотел бы получить?
— Землю? Сам не знаю! Отвык. А вот по свободе стосковался.
И, подумав, добавил:
— Мне-то еще полгоря. Пан по-человечески обходится. Но вот другим, таким, как я…
Не окончив фразы, безнадежно махнул рукой.
— Как думаешь, Стяпас, что для нас самое нужное, когда восстанем и скинем власть? — допрашивал ксендз.
Охотно откликается Стяпас. Он знает, Мацкявичюс не упустит случая потолковать с каждым, кто его заинтересует. И бояться его не нужно, он не станет злоупотреблять чужими тайнами. Потому Стяпас отвечает откровенно:
— Трудный это вопрос, ксендз. Нужно, чтобы жизнь стала легче. Людям нужна земля. Ученье нужно. Нужно, чтоб тебя считали человеком, а не скотом. Чтобы в своем краю можно было говорить на родном языке, чтобы за работу давали положенное вознаграждение. Многое нужно. Коли подумать, нужно все сделать иначе, чем теперь.