— Это война, тетя Шура? И долго она будет? — спрашивала Оля, когда они садились отдыхать. — Кончится бой, и наши победят, да? — пытливо посматривая на учительницу, спрашивала Оля, ни на минуту не переставая думать о своей матери.
Шуре тоже казалось, что так оно и будет.
— Когда мы жили на другой границе, там тоже был бой, — вспоминала Оля. — Ночью тоже стреляли, стреляли, а утром наши победили — и все кончилось… Только маму бы разыскать… Она нас, наверное, ищет!
Так они шли бесконечно долго. Сначала вдоль канала, дальше свернули на восток и стали пробираться через густую рожь. Стебли путались и раздирали ноги до крови. Над покачивающимися колосьями посвистывали пули, что-то рвалось и трещало, в лицо летели комья земли вместе с истерзанными хлебными колосьями. Шура и Оля падали, вновь поднимались и только после длительного блуждания угодили на межу, и по ней вышли на неизвестно куда ведущую дорогу, за которой тянулось широкое зеленое поле. В конце, его на возвышенности стоял темно-серый дот, вокруг него клубился сизый дым, вспыхивало пламя. В полукилометре стоял второй дот. Он тоже с грохотом изрыгал ослепительные вспышки пламени.
Александра Григорьевна узнала местность. Оказалось, что, несмотря на долгое мучительное путешествие, они прошли от заставы не больше километра. Слева густо зеленел лес, стоило перебежать зеленое поле — и там серой лентой лежала дорога в комендатуру. Александра Григорьевна была твердо уверена, что в комендатуре они встретятся с Клавдией Федоровной. Шура уже решила переходить дорогу, но вдруг со стороны ржаного поля, утробно завывая мотором, показалась темная, незнакомой формы машина. В кузове над бледно-зелеными касками блестели короткие ножевые штыки. Александра Григорьевна разглядела на касках свастику. Вспыхнувший ужас заставил ее мгновенно схватить Олю за руку и, рванувшись, побежать обратно в рожь. Они бежали, спотыкаясь, ничего не видя перед собой, падали и только слышали сзади трескотню автоматов. Внезапно Оля несколько раз подряд крикнула: "Ой! Ой!" — и, задыхаясь, упала на землю.
Александра Григорьевна, отпустив руку Оли, упала рядом.
— Оленька, милая, что с тобой? — схватив девочку за голову и вглядываясь в ее побледневшее лицо, спросила Шура.
— Нога, нога подвернулась… — Оля хотела тронуть ушибленное место ладонью, но быстро отдернула руку и с детским удивлением проговорила: — У меня кровь, кровь…
Александра Григорьевна на мгновение застыла в неподвижности, но, пересилив себя, отдернула платье девочки и увидела выше колена струйку крови. Дрожащими руками она развязала свой узел и, разорвав какой-то платок, обмотала раненую ногу. Потрясенная случившимся, Оля первое время не чувствовала боли и даже уверяла Шуру, что ей совсем не больно, но встать на ногу не смогла. Позднее, обливаясь потом, она стала вздрагивать всем телом, просила пить.