Нет, что бы там про него ни говорили, что-то все-таки было в этом артиллерийском лейтенанте. Что-то все-таки вошло с его именем в историю и в человеческий опыт. Вошло и осталось.
(А зачем мне все это — Наполеон, Дворец Инвалидов?.. Надо, надо! Что-нибудь я все-таки напишу после возвращения… Она и так почти украла у меня всю эту поездку. Я почти ничего не замечал вокруг себя в Ливане и Сирии… Надо хоть Париж рассмотреть повнимательнее… Надо хоть здесь вспомнить и соединить то, что знаешь, с тем, что видишь перед собой собственными глазами…)
И все! И хватит!.. Хватит вешать лапшу! Плевать мне на внутреннюю дверь из его комнаты в ее номер! Я в Париже. Первый раз в Париже. И пускай они провалятся в тартарары со своей внутренней дверью.
…Марсово поле. Эйфелева башня. Словно чья-то огромная рука задернула до конца гигантскую застежку-молнию над Парижем.
Через Иенский мост переходим на правый берег. Дворец Шайо, сады Трокадеро, авеню Клебер — с ума можно сойти от всех этих знаменитых названий, от этого водопада исторических улиц, площадей, переулков. (И чтобы я в эти минуты еще думал о внутренней двери между их комнатами? Да пошли бы они к чертовой матери со своей внутренней дверью.)
…Вот она — площадь Звезды! И Триумфальная арка — будто два медведя встали на задние лапы, обнялись и пытаются одолеть друг друга… И скульптурная экспрессия «Марсельезы» — «Отправление в поход». И Вечный огонь над могилой Неизвестного солдата…
— Быстрее, товарищи, быстрей! — размахивает Он руками. — Времени в обрез!
Как, неужели мы не постоим хотя бы две-три минуты над могилой Неизвестного солдата?
— Отсюда, от площади Звезды, начинается главная улица Парижа, так называемые Елисейские поля… За мной, товарищи!
Почему «так называемые»? Да что он, рехнулся, что ли?.. Но вся группа уже двинула за нашим быстрым и решительным руководителем. Делать нечего, приходится догонять перешедший почти на кавалерийскую рысь коллектив.
— Слева знаменитое ночное кабаре «Лидо», — взмах руки налево, — место развлечения финансовой и промышленной аристократии. Между прочим, входная плата в кабаре равна половине месячной зарплаты рядового французского рабочего.
Несколько поворотов (направо, налево)? и огромный, классический, древнегреческий (а может быть, и древнеримский) храм словно выплывает из глубины веков — весь опоясанный (как гигантская сороконожка) сплошной мраморной колоннадой.
Еще марш-бросок шагов пятьсот — шестьсот, и я узнаю площадь, на которую мы выходим. (А наш-то руководитель отлично, оказывается, знает Париж. С завязанными глазами в любое место выведет… Впрочем, это он, очевидно, перед своей будущей соседкой по номеру старается. Не иначе.)