– Вы ей понравились, – смущенно добавил он.
Энн подняла глаза, и… это был миг божественного озарения, когда внезапно понимаешь: перед тобой ОН – самый родной на свете человек! И тебе о нем уже все известно, и не нужно слов, и достаточно одного взгляда, чтобы понять мысли, чувства, желания…
Мягкая улыбка, ласковые глаза! Все черты лица казались ей до боли знакомыми. Знала его в другой жизни, ином мире, измерении?
Потом были длительные совместные прогулки, беседы об искусстве. Ему нравились Моне, Ренуар, Писсарро и произведения Доде, Мопассана, Золя и Рембо были предметами их страстных обсуждений.
А ещё с ним приятно было просто молчать. И знать все его мысли – общение на уровне телепатии. Энн впервые была по-настоящему счастлива. Встреча с ним озарила её размеренную и скучноватую жизнь богатой незамужней великосветской леди. Он познала любовь на высочайшем духовном уровне, когда дорог каждый взгляд, жест, вздох, каждое слово.
С ними всегда была собака! Весёлая, ласковая, непосредственная. Она любила играть в мяч. А когда хозяин уставал, обиженно поджав хвост, подносила мячик Энн, гипнотизируя умоляющим взором: ну пожалуйста, поиграй со мной…
Долли в ту пору было всего шесть месяцев. Несмотря на большие габариты, выглядела она неуклюжим щенком, постоянно запутывалась в собственных длинных лапах. Однажды заблудилась в складках платья Энн, оторвала оборку. А потом встала на задние лапы, передние положила на плечи женщине, мокрым языком облизала лицо: извини, пожалуйста!
Виноватый вид собаки рассмешил Энн.
– Я прощаю тебя, маленькая большая собачка! – рассмеялась леди.
– Как же вы подходите друг другу, мои дорогие! – воскликнул мужчина.
– Я, пожалуй, тоже заведу себе собаку, – решила Энн. – Наши совместные прогулки должны быть оправданными!
– Не спешите, – тихо попросил он. И впервые, удивленно заглянув в глаза, Энн прочла в них жалобную мольбу.
Только сейчас она вдруг осознала, что значат его худоба, впалость глаз, румянец, кашель…
– Энн, у меня чахотка.
Холодный ветер кружил над аллеями парка сухие осенние листья. И оркестр играл тот же вальс. Он полулежал в открытом ландо исхудавший и очень бледный. Теплый шарф, укрытые пологом ноги, голова дога на коленях.
Нежно поглаживая собаку рукой в кожаной перчатке, говорил тихим голосом:
– Энн, мне недолго осталось. Я хочу, чтобы Долли была с вами, живой памятью обо мне. Только вам я могу доверить собаку. Вы ведь её действительно любите и, уверен, никогда не оставите! Как же не хочется умирать, дорогие мои! Особенно теперь…
На похороны Энн не пошла. Он должен был остаться в её памяти живым, с привычной для неё доброй улыбкой, ласковыми глазами. А Долли стала самым дорогим, бесценным подарком, не сравнимым ни с какими бриллиантами, картинами или статуэтками. Казалось, собака связывает её незримыми нитями с любимым человеком.