— Бульварщина, — снова скривился Тресилов. — Опасная, нужно сказать, бульварщина. Кто-то абсолютно верно заметил — интеллектуальный разврат. Однако, к чему же ведут все эти ваши отвлеченные размышлизмы?
— Да к тому, что я, конечно, не Маугли и, тем более, не Тарзан, но и шакалом Табаки никогда не был. Особенно не могу представить себя в этой роли по отношению к родному сыну.
— А вы можете представить себе джунгли, населенные одними Тарзанами? — тихо, очень тихо, спросил Тресилов.
— А чем они отличаются от таких же джунглей, населенных одними Маугли? — так же тихо, в тон ему, вопросом на вопрос ответил Барбикен.
Их взгляды встретились, и Лагуте внезапно показалось, что в воздухе что-то зазвенело. Он переводил взгляд с одного напряженного лица на другое и внезапно подумал о том, что его пациентом мог бы стать любой их этих двоих, таких разных и таких в чем-то похожих, людей. Все дело только в условиях создания болезни. Сам Федор Николаевич не считал себя больным ни при каких условиях. За застекленной дверью балкона лохматый, давно не стриженый, Такотан, встав на задние лапы и опершись передними на стекло, смотрел на них и все не мог понять, чем же вообще занимаются эти угрюмые, замершие посредине разгромленной комнаты, двуногие существа.
20 октября 2002 года,
кратер Архимед (Луна)
Блестящий такотан замер около огромного валуна и, казалось, не мог понять, чем же занимаются угрюмые двуногие существа, окруженные янтарным сиянием и сидящие прямо на грунте посреди клубящегося пылью хаоса, в которое превратилось, ровное еще позавчера, дно кратера. Существа имели довольно усталый вид. Особенно одно, с явными признаками женского пола, в коротких шортах и синем топике, одетым прямо на голое тело.
Второе существо, мускулистый длинноволосый юноша, временами украдкой посматривая на девушку, механически собирал огромный плазмер, запчасти которого были разложены перед ним. Вот он вогнал последнюю деталь в, отблескивающий вороненой синевой, приклад, перекинул оружие через плечо и пружинисто встал, отбрасывая со лба, упавшие на него, волосы. Такотан слегка шевельнулся. Девушка оставалась неподвижной.
— Руслана, — Виктор нагнулся и осторожно прикоснулся к ее плечу, — идем. Уже немного осталось. Километров семь-восемь.
— Не хочу, — прикрыла глаза Барбикен. — Никуда не хочу идти. Устала. Спать хочу. Странно, — потрогала она пульт-амулет, висящий на груди, — есть не хочется, пить не хочется, а вот спать… Словно мы не двое суток по этому бардаку прыгаем, а, по меньшей мере, неделю. Не дорабатывает что-то селайт твой.