— Так ты и спать не хочешь, — возразил Виктор. — Это тебе кажется. Чисто психологическое состояние. Селайт тут ни при чем.
— Ни при чем, ни при чем, — фыркнула Руслана. — Что ты о психологическом состоянии знать можешь? Даже вместе с такотаном своим. А про физическое… Сколько ты без сознания валялся? Часов шесть?
И Барбикен внезапно вздрогнула всем телом, вспомнив тот ужас, который испытала тогда, когда Арданьян поломанной куклой лежал среди нагромождения камней, а она сама боялась сделать лишнее движение, чтобы не вызвать очередного обвала. Весь мир балансировал на грани полного хаоса, вздрагивая от малейшего шага всей своей ободранной, вывернутой наизнанку, окаменелостью, срываясь вниз маленькими песчинками, превращающимися через мгновение в потоки крупных камней, которые потом переворачивали собой огромные, ждущие малейшего толчка, глыбы.
А Руслана взваливала на спину безжизненное тело, и, качаясь от напряжения, тащила его в очередное безопасное место, уворачиваясь от угловатых жерновов, шевелящихся со всех сторон. А когда чуть не сорвалась в, незамеченную среди пелены пыли, трещину, то села у самого ее края, положив рядом тело Виктора, и расплакалась. Громко и навзрыд. Вдруг осознав, что осталась одна на этой совершенно чужой и чуждой планете, что заблудилась в ее каменных джунглях, и что надежды на спасение больше нету.
Как она плакала! Каталась по шершавому реголиту, колотила по нему избитыми кулаками, и, размазывая по лице янтарное безобразие, давилась всхлипами: «Олег! Олеженька! Где же ты, родной мой!» И совершенно не боялась неосторожным движением вызвать очередной беззвучный, как в ночных кошмарах, камнепад, а наоборот желала этого. Хотела, уже готовясь сорвать с шеи селайтовый амулет, чтобы падающие валуны расплющили ее тело, перемешали его с лунным реголитом и похоронили под собой. Раз и навсегда. А через полчаса Виктор пришел в себя.
Руслана бросила на него быстрый взгляд и повторила:
— Ни при чем, ни при чем… Слушай, Виктор, а ты уверен, что мы в правильном направлении передвигаемся? Если, конечно, это можно назвать передвижением.
— Абсолютно уверен. Это у нас некоторые бредут, куда глаза глядят. Без соображения у нас эти некоторые.
Тут Арданьян был прав. Хотя мог бы и не иронизировать. Ирония в его голосе пугала Руслану. Когда он пришел в себя, и слабеющие пульсации его селайтовой оболочки сменились ровным и сильным мерцанием, то первым делом прекратил хаотические передвижения Барбикен. И оказалось, что идти надо в совершенно ином направлении. В противоположном.