— И как вы думаете, когда же наступит время для победоносного выхода из подполья?
Жора снова развел руками. Заводной человечек, да и только!
— Я думаю, что скоро. Другие времена — другие заботы. Нам о будущем думать надо, а не в прошлом ковыряться. «Нам», это означает и вам. Сколько времени вы следы Барбикена искали?
Симон немного замялся и потому его опередил Хастон:
— Вовка, тебе сколько лет?
Тот выставил вперед маленькую ладонь с растопыренными пальцами:
— Пять.
— Ну, вот… Столько и искали.
— Эх, товарищи прагматики, — грустно улыбнулся Жора, — это сколько же денег можно было заработать…
— Так ведь тут другое, — снова загорячился Симон, но Кондратюк перебил его.
— То же самое. То, про что я говорил. Механическое ощущение времени гораздо беднее человеческого. В последнем оси системы координат замещаются ее содержимым. Это уже другое измерение. Ведь сколько событий произошло с вами за это время! Сколько вы испытали! Сколько узнали, в конце концов! И нашли нечто большее, чем искали…
— Нашли б мы, если бы Элен фамилию мужа изменила, — буркнул Симон, а Хастон замахал руками:
— Друзья, друзья, давайте немного отвлечемся. Элен слегка задерживается, а мой организм, — он любовно провел рукой по, бугристому от мышц, животу, — требует не разговоров о времени, а его физического наполнения. Давайте пока по шашлычку, а? — жалобно попросил он и клацнул своими белоснежными зубами. — Испытаем. Может, мясо плохо вымочено.
— Вы оскорбляете меня, Ник, в моих самых лучших чувствах, — засмеялся Кондратюк. — Однако, я и сам от самого Джанкоя ничего не ел. Как насчет «черного доктора», Симон?
— Черный доктор неотделим от черного американца, — заулыбался и тот. — И поэтому Ник назначается начальником камбуза, а Володька — его главным помощником. Мы с Жорой, так и быть, на подхвате останемся.
Впрочем, когда над скалами разнесся аромат жареного мяса, на подхвате оказались все. На подхвате «такой смакоты!», как выразился Вовка, за обе щеки уплетающий горячий шашлык. И легкий желтовато-солнечный ветерок шевелил курчавые волосы Симона, и тело Ника было невесомым от выпитого вина, и голубой горизонт умиротворенно колыхался в такт стихам, которые читал Жора, размахивая шампуром:
— С Перчема задувает. Пеленой
играет сельдь и горизонт разорван,
и бредит морем юное вино,
хмелеющее ожиданьем шторма…
[2]Разомлевший Ник улыбнулся во все свои тридцать два:
— Что за странное настроение, Жора? Разве может эта пастораль, — он обвел руками окружающий пейзаж, — таить в себе безумие и бредить штормом?
— И что скрывается за кулисами спектакля? — выдохнул и себе Симон, переворачиваясь на живот.