Моя малая родина (Балясников) - страница 66

В то время, в разгар «холодной» войны, случались и события, в которых с особой силой проявлялись духовно-нравственные качества наших солдат. Заканчивался летний воскресный день. Из наряда прибыл караул – несколько десятков человек. Казарма наполнялась и солдатами, вернувшимися из увольнения. Стало шумно и суетно. При встрече друзья на ходу обменивались короткими репликами, как прошёл караул, где был в увольнении. У писаря интересовались, нет ли вестей из дома. После ужина все угомонились, рассредоточились по казарме, занялись личными делами. В проёме раскрытого окна на ночном небе мерцали звёзды. Время приближалось к отбою. Вдруг завыла сирена боевой тревоги. Её завывание становилось всё сильнее, проникало во все уголки казармы. За окном раздался гул подъезжающих автомашин. Тут же появился командир роты в сопровождении капитана особого отдела. Сирена надрывно завывала. Ротный приказал раздать автоматы, без патронов. Все бросились к пирамидам с оружием. Прибывшие офицеры также взяли табельные пистолеты. Солдаты обратили внимание на странность, почему при боевой тревоге патронов не выдают, в то время как офицеры взяли к пистолетам боекомплекты, зачем пришёл особист. Через минуту свободный от нарядов личный состав двух рот батальона охраны, повзводно выстроился у автомашин, колонной растянувшихся вдоль казармы. После переклички последовала команда: «По машинам!» Колонна тронулась, покинула военный городок, свернула к центру города, а там направилась в сторону Ярославля. Все заволновались. На вопросы: «Что случилось, куда едем?» – помощники командиров взводов, пожимая плечами, отвечали: «Не знаем».

Было уже одиннадцать часов ночи, когда на въезде в какой-то город колонна остановилась. У калиток своих домов стояли притихшие люди. «Что за город?» – спросили бабушку, причитавшую у дороги. – «Александров!» – «Почему темно!» «В городе отключили свет!» – ответила она. Кто-то просил: «Сынки, помогите, быстрей!» В ночи над тёмным силуэтом города полыхало зарево. Слышались выстрелы. Через минуту колонна медленно двинулась дальше. Звуки стрельбы, сполохи большого пожара приближались. Среди солдат началось волнение, напряжение нарастало: почему в городе стреляют, а нам не выдали патронов, даже штык – кинжалы не дали. Колонна машин, свернув в переулок, остановилась. Последовала команда строиться в шеренгу по одному, автоматы взять через плечо на грудь. Стоя спинами к зданиям и, удерживая автоматы одной рукой, другой солдаты сцепились, взяв друг друга под руку. Длинная цепь автоматчиков, прижимаясь к зданиям, боком двинулись по переулку, медленно «вползая» на центральную площадь города, запруженную толпой, охватывая её в полукольцо. В темноте ночи лица людей освещали огромные костры – горели два здания: слева – паспортного отдел, а за нашими спинами – милиции района. Над головами слышались одиночные выстрелы. Стреляли с крыш соседних домов по охране тюрьмы, расположенной рядом с горевшей милицией. С нашим появлением по толпе пошли возгласы: «Солдаты! Краснопогонники…». Хаотичное перемещение людей на площади преобразилось. Толпа уплотнилась и направилась в нашу сторону. От её движения, воздушна теплая волна, насыщенная парами самогона и водки, ударила по лицам солдат. Из толпы возбужденно кричали, у нас праздник – «Казанская!» Толпа напирала на шеренгу крепко сцепившихся солдат, особенно там, где их можно было прижать к стенам горящих зданий и таким образом разорвать цепь. В первых рядах было много любопытствующих детей. До нашего прибытия, при попытке толпы выбить дверь в стене тюрьмы и выпустить заключённых, одна девочка погибла – была случайно убита охранниками «слепым» выстрелом через дверь. Когда стрельба прекратилась, по цепи прошла команда вытеснить толпу с площади. Солдаты дружно двинулись вперёд, и «лицом в лицо» упёрлась в жителей города: женщин и мужчин разных возрастов. Что тут началось! Мы узнали, что такое «101 километр!» Истеричные пьяные женщины – молодые, прижимаясь грудью к солдатам, хватали и выдергивали у них автоматы, говоря: «Солдатик, дай подержать!» Другие, постарше, плевали в лица солдат. Мужики от 20 до 45 лет, увидев наши красные погоны, приходили в ярость, что выдавало их как бывших заключённых. Одни, сильно отхаркавшись, плевали этим, особенно, норовя попасть в глаза солдат. Другие тыкали зажжёнными папиросами в лицо. Третьи – доставали перочинные ножи и норовили ткнуть в руки или их порезать. Но солдаты – ребята с Урала и Сибири не дрогнули.