2 марта
Сегодня день Стеллы. Мы завтракали (я пригласил её, расставаясь в прошлый раз), а потом она провела у меня несколько часов. И это был совсем другой стиль, чем Дагмара - стиль акварели. Стелла была мечтательна и нежна. Был камин и подушки на ковре. Были поцелуи, которые приводили её в истому, но на которые она не отвечала. А конец самый странный. Она сказала:
- А как же Дагмара?
Я ответил:
- И в самом деле - Дагмара!, - и сел за рояль играть «Вальс» Рахманинова.
Она одела пальто и, подойдя ко мне, сказала «adieu»[12]. Я продолжал играть. Тогда она присела на клавиатуру, отстраняя руки, и проговорила:
- Я сейчас уйду, но если вы не хотите даже со мной проститься, то я буду плакать ночью.
Что мною владело - не знаю, но я, не отстраняя её и не отвечая, стал продолжать вальс на две октавы выше, там, где была свободная клавиатура. У меня в голове мелькнуло: если сейчас она уйдёт, то встреча с ней останется красивым сном. Стелла отошла от пианино, а я продолжал играть. Когда я кончил, её не было в комнате, а на полу лежал сломанный цветок, который я подарил ей, когда мы вместе завтракали в ресторане.
3 марта
Сделал программу третьего recital`я, который тридцатого марта. Приготовлял и чистил вещи для Duo Art. Анданте из 4-й Сонаты играть нельзя, нет нот, трудно корректировать, да и, вероятно, будут некоторые неточности по сравнению с рукописью. Поэтому «Марш» и «Гавот» из Ор.12.
Сегодня мне стало так жалко милую, нежную Стеллу, особенно при мысли, что она всю ночь действительно проплакала, что я зашёл в магазин и безымянно послал ей две дюжины белых роз.
Обедал с Кучерявым, который приехал на один день в Нью-Йорк. Встреча была очень сердечная.
4 марта
Зуболечение, фотографирование и всякие дела. От Стеллы ни слова. Мне жалко, что всё так оборвалось, но может это и лучше.
Писал либретто третьего акта, которое уже давно продумано и размечено.
5 марта
Приводил в порядок «Гавот» и «Марш» из Ор.12 для наигрывания.
Днём наигрывал и слушал мой «Прелюд». Все фальшивые ноты уже перекорректированы, но всякие неровности исполнения выходят чрезвычайно подчёркнуто, что ужасно противно слушать. Сделал корректуру с большим старанием. Ужасно много я затянул последнее мено моссо. Но уже исправить нельзя, а переигрывать всё не стоит.
Вернувшись домой, нашёл письмо от Стеллы. Письмо весеннее, мечтательное и бесплотное. Стелла всё-таки ужасно милая девушка, и я рад, что разрыв не состоялся.
Перед обедом у меня была Дагмара. но не одна, а с подругой, какой-то ужасающей кикиморой, которая приводила меня в бешенство (я приготовил коробку вкусных конфет: Дагмара раскусывала все по очереди и говорила «фу», «фу»). Затем мы всё же обедали в «Билтморе».