27 октября
Был у Кампанини, который нездоров, в постели и выглядит очень плохо. Маэстро расспрашивал про мой вчерашний успех и был мил. Мы распределяли партии для певцов (причём я, не зная ни одного, делал характеристики персонажей, а он говорил: «ессо!» - и называл фамилию певца).
Дирижёр - Маринуцци, говорят, звезда, новый, из Буэнос Айреса, сейчас ещё плывёт. Певцы тоже ещё в большинстве не съехались, так что разучивание оперы начнётся не раньше пятнадцатого ноября и потому мне пока с оперой тут дела нет. Не желая утомлять больного маэстро, я вскоре покинул его.
Кан, секретарь, после того, как я его в феврале зачислил в подлецы и обошёлся с ним соответствующим образом, ругал меня всю осень, но теперь, по-видимому, счёл за более осторожное быть приличным и пригласил меня завтракать. Я решил, что, хотя большого вреда он принести не может, но подкладывать маленькие свиньи в состоянии, поэтому решил быть тоже приличным и внешне мир был заключён.
Рецензии очень хорошие. Я здесь импонирую гораздо больше, чем в Нью-Йорке.
28 октября
Утром повторял программу для вечера (ту же, что играл две недели назад в Нью-Йорке), а потом Кучерявый возил в своём автомобиле по Чикаго. Мы сделали миль тридцать по бульварам и паркам, которые прорезают весь город кольцом. Сам город разбит на правильные квадратики, застроенные небольшими домами, которые совсем не так импонируют, как большие домины Нью-Йорка. Только центральная часть города - Michigan Avenue - великолепна.
Вечером второй recital при неполном зале (две трети), что сразу меня охладило. Всю классическую часть программы я сыграл без настроения, немного (и неизвестно почему) нервничая, словом - хуже, чем в Нью-Йорке. Однако Соната Шумана имела большой успех, вызывали раза четыре. Свои вещи я сыграл хорошо и имел три биса. В артистической на этот раз было совсем мало народа и неинтересно. Я страшно устал.
29 октября
Я думал, газеты проберут меня, но не тут-то было - хвалили как никогда. Какой-то Mr. Фауст интервьюировал меня для большевистской газеты New Republic и расхваливал меня (особенно за «Шествие солнца» из «Скифской сюиты», которую он слышал год назад) с такой горячностью, что мне было даже неловко.
Отправил заказное письмо Стелле, первое. От неё пока ни слова ни мне, ни подруге, ни сестре. В письме я старался быть милым, таким же милым, как сама Стелла.
30 октября
Сегодня меня возили смотреть картины художника Витковича, который утверждает, что декорации «Трёх апельсинов» собрались заказать ему, но потом дали Анисфельду. Я пересмотрел картин шестьдесят, из которых большинство плохи, но есть несколько удачных, хотя как только большой замысел, так - срыв.