22 октября
Почти весь день инструментовал «Увертюру». Также играл для Чикаго.
23 октября
Все дни писал «Увертюру» и сегодня кончил. Как будто вышло интересней, чем я собирался, и, по-видимому, придётся выставить опус. Вечером явился Чернявский. Я сыграл ему (он был в восторге) и отдал для исполнения.
24 октября
Так как поездка Соскиса в Россию затягивается и, с другой стороны, оказалось, что Добровольческий Флот может послать телеграмму в Новороссийск через своего агента в Константинополе (прямо телеграммы не ходят), то я внёс Шестаковскому (здешнему агенту Добровольческого Флота) четыреста долларов залогу за мамин билет из Новороссийска в Нью-Йорк, и он должен телеграфом известить её (и Новороссийскую контору) об этом.
Из его офиса едва попал на XX Century[23] и в 2.45 отправился на концерт в Чикаго. С моей огромной квартирой расстался, впрочем, без особого сожаления. Больно мещанская.
В поезде со мной ехал доктор из Виннипега, который хочет пригласить меня играть в его городе. С ним дочка тринадцати лет, краснощёкая американка.
25 октября
Утром Чикаго и Н.Т.Кучерявый, встретивший меня на вокзале и на своём новом автомобиле повёзший меня к себе.
Днём был у Ньюмана, моего чикагского менеджера, а затем упражнялся на рояле в паршивеньком Kimball Hall'е. в котором мне предстоит давать мои оба recital`я. Но лучшего в Чикаго нет, если не считать огромного, на несколько тысяч.
26 октября
В полчетвёртого первый recital из двух. Программа та же, что в прошлом феврале в Нью-Йорке: 4-я Соната, три пьесы Скрябина, десять «Мимолётностей», Мусоргский и «Токката». Залишка полон. Я не волновался и играл почти хорошо. За 4-ю Сонату я боялся, что публика не переварит, но ничего, финал разогрел. Остальное всё прошло с равным и хорошим успехом. Говорят, публика была избранная, серьёзная и музыкальная, как и полагается для Чикаго, где, конечно, больше понимают, чем в Нью-Йорке. Бисов - три.
После концерта в артистической, которая мала и тесна, приветы и поздравления, хотя и не такие яростные, как в Нью-Йорке. Одна девица показала мне все тональности «Мимолётностей» и смутила меня вопросом, в какой тональности №3. Я не знал (да никогда и не думал о тональности). После концерта с Кучерявым обедали у Волкова, очень милого русского консула. Волков рассказывал, что в прошлом январе задержка с контрактом оперы вышла потому, что разыгралась страшная интрига, чтобы вместо моей оперы поставить балет Карпентера. И только, когда Волков прижал Кампанини тем, что «слово, данное последним в присутствии русского консула, дороже золота», Кампанини пошёл на компромисс и поставил обе вещи.