В промежутках поигрываю Скрябина, несколько тетрадок которого дала мне мне Волкова. «Прелюд» fis-moll Op.74 отвечает моему настроению.
5 января
Так как сегодня уже шестой день, что нет ответа от Johnson'a, то я позвонил к нему. Он сказал, что пока ещё они не пришли к решению, но он постарается выяснить всё к понедельнику, когда и просит меня пожаловать для вторичных разговоров. Кучерявый предупреждает меня, что они избрали систему тягучки, чтобы вымотать из меня душу, и что эта тягучка может тянуться не дни, а месяцы.
Вечером играл в бридж с Волковым и Баклановым с удовольствием.
4 января
Опять тихий и спокойный день. Обдумывал и набрасывал либретто второго акта. Сочиняю темы. Учу Скрябина.
Большевики, приближаясь к портам Чёрного моря, уже предлагают Италии торговые сношения. В Италии уже появился какой-то представитель Советского правительства.
Если я слажу с Чикагской оперой и выясню, что маме не удалось уйти от большевиков, то не поехать ли мне в Италию и не попытаться ли оттуда снестись с мамой и, главное, снабдить её деньгами.
5 января
Сегодня целый день трезвонил Johnson'y и не мог его добиться. Кучерявый подтверждает свою теорию тягучки. Вечером поехал на премьеру Равеля «L'heure Espagnole» и в конторе поймал Johnson'a. Он просил меня пожаловать завтра в два.
L'heure Espagnole» - типичный Равель: расплывчато, скользко, элегантно, чудесно звучит, часто очень остроумно. Сюжет легкомысленный и пустой, и столкнувшись с таким сюжетом, Равель иногда делает промахи: местами он слишком медлителен для шутки; местами, копируя банальность, он пишет, если так можно выразиться - изящную банальность, а этого не надо.
Но в общем музыка по-равелевски мила и, конечно, при втором слушании я оценю многое, что в первый раз скользнуло мимо незамеченным.
6 января
Разговор с Johnson'ом произошёл в три часа в присутствии Волкова, который был у него перед тем и которого Johnson попросил остаться.
Стиль беседы мягкий и благожелательный. Johnson опять жаловался, что я требую выше того, что они могут заплатить, а я вновь промотивировал все мои требования, указывая на их скромность. Тогда Johnson произвёл ряд атак на отдельные мои пункты. Он сказал, что не понимает, почему я требую за новый контракт пять тысяч: ведь четыре тысячи я получил за заказ оперы, а второй год оплачивался одной тысячью, поэтому и новый контракт на два года должен оплачиваться одною тысячью в каждый год. Я ответил, что Campanini при заказе сказал, что за десять спектаклей я получаю пять тысяч, т.е. по две с половиной тысячи в год, но так как я не мог прожить целый год работы на две с половиной тысячи, то мне и дали в первый год четыре с тем, чтобы во второй дать одну.