Было время, когда я ненавидела его, но эта эмоция не свойственна мне от природы. И я быстро выдохлась.
Поэтому долгое время я попадала под определение цивилизованного человека: улыбалась ради Уильяма, когда Адам приезжал, чтобы забрать его; восклицала «как замечательно!», когда наш сын возвращался, восхваляя гастрономические качества «Хэппи мила» из Макдоналдса, в который его отвели.
Даже если бы я захотела тратить свои силы и время на возмущение Адамом, я бы не нашла этого чувства в себе из-за всего произошедшего. Сейчас я к нему равнодушна. Я живу дальше, убеждая себя в том, что он во Франции из-за работы, а не потому, что никогда не хотел обременять себя чем-то настолько приземленным, как моногамия и отцовство. Мой сын проснулся и сел, потирая глаза, когда мы уже могли разглядеть первые очертания Шато-де-Руссиньоль. Я видела его только на фотографиях, на каждом этапе ремонта, начиная с момента, когда все это было лишь старой развалиной.
Случилось это еще до того, как Уильям начал говорить, – Адам, время от времени отвечая на мои сообщения по имейлу, прикреплял фотографии замка. Все думали, что он сошел с ума, когда купил его.
Говорят, что за зарослями неподстриженных кустов и запущенных садов находилось величественное строение. Но в нем не было электричества, под полом бегали мыши, а канализационная система не менялась со времен средневековья. Однако, при всех своих недостатках, Адам всегда был достаточно упрямым, чтобы суметь вдохнуть в него жизнь.
Поскольку его письма – без просьб и вопросов с моей стороны – приходили мне на электронную почту каждый месяц на протяжении трех лет, я, хоть и не желая того, имела полное представление о его новой жизни: о долгих часах физического труда, об одержимом подходе к планированию, о смехотворно амбициозном видении этого места. Я без конца переживала о финансовых рисках, которые он взял на себя, и о том, как это скажется на его способности участвовать в затратах на воспитание Уильяма, без чего мы бы не дожили до сегодняшнего дня.
Я читала сообщения с имейлов со смесью заинтригованности, ревности, злости и отчаяния. Правда, оглядываясь назад, я думаю, что основной его мотивацией было в большей степени детское желание доказать, что он действительно что-то собой представляет.
Когда шато было почти завершено, а у нашего сына намечался третий день рождения, было очевидно, что Адаму таки удалось привести его в порядок.
Я запретила себе злиться, по крайней мере, из-за успеха, над достижением которого он тяжело трудился. Хотя, признаюсь, я никогда не могла