Мои родители познакомились вскоре после того, как отец выучился на бухгалтера и получил работу в Манчестере в «Артур Митчелл», где мама работала секретарем с тех пор, как окончила школу в шестнадцать лет.
В свободное время мама всегда занималась выпечкой, поэтому каждую пятницу она приносила на работу лучшее из испеченного за неделю: липкие шоколадные эклеры, куски кофейных и ореховых пирогов, бисквитные пирожные с острым лимонным вкусом и хрустящими сахарными корочками.
– После торта «Баттенберг»37 я наконец пригласил ее на свидание, – любил шутить папа.
На первое свидание они отправились в кино на «Зловещих мертвецов», что явно было маминой идеей, и обручились четыре месяца спустя.
Дочери не пристало оценивать родительский брак, но я без тени сомнения считала его счастливым, пока росла. Иногда, оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, как я пришла к такому выводу. Ведь бывали случаи, когда объективный наблюдатель счел бы его каким угодно, только не счастливым.
Когда мне было шестнадцать, я выиграла роль в школьном спектакле – многообещающей постановке «Отверженных». Это была крошечная роль служанки в таверне всего с одной репликой, но я относилась к ней очень серьезно. В вечер премьеры я томилась за кулисами в нервном ожидании своего театрального дебюта, как вдруг услышала смех со стороны группы шестиклассников.
– Кто-то облевал весь мужской туалет. Мистер Джонс там поскользнулся, чуть вверх тормашками не полетел. Дегси утверждает, что это чей-то папочка – бухой в говно.
Холодом просочилось в меня осознание происходящего. Я догадалась, о ком они говорили: когда мама привезла меня на спектакль за полтора часа до начала, папа уже успел приложиться к бутылке.
Я шагнула на сцену, изнутри меня разъедал страх. Я окинула взглядом забитый актовый зал в поисках лиц родителей.
Я должна была произнести одну-единственную реплику, но при виде отца у меня пересохло во рту.
Папа сидел, обмякнув в кресле в третьем ряду, и спал. Мама скованно сидела рядом с ним с угрюмым выражением лица, ее глаза сверкали в свете прожекторов. Я наконец выдавила из себя свою реплику, но к тому моменту, как спектакль закончился, мне казалось, что о случившемся уже знает вся школа.
На тех выходных мы практически не говорили друг с другом. Я даже не могла заставить себя взглянуть на него, просто лежала в своей комнате, слушая, как барабанит в окна дождь, все еще кипя от злости. Мама пыталась убедить меня, что никто не знал, чей это был отец, но в понедельник, когда эта тема стала предметом обсуждения в школьной столовой, выяснилось, что она была не права.