Деминь уже заметил Барби из серии «Возвращение домой» — неулыбчивую бежевую куклу с длинными светлыми волосами и пустыми синими глазами в пластиковой упаковке на полке рядом с кроватью Энджел. Она держала куклу-младенца в вытянутых руках так, будто он чем-то болен. У младенца были черная челка и прямоугольные черные глаза — по задумке, видимо, китайские, — а на коробке были рисунок с белым домиком и заборчиком и надпись: «Добро пожаловать домой!»
— Она коллекционная. У моей подруги Лили такой нет, потому что ее родители жили в другом отеле, когда ездили в Китай. Ее мама так злилась.
Деминь толкнул ногой плюшевого тигра.
— Ты правда в это веришь? В красную нить и всё такое?
— Не знаю. Наверно.
— Это фигня.
— Да? — не торопилась с ответом Энджел.
— Фиг-ня, — он поерзал под мертвым взглядом Барби.
— Тебе жарко? Я попрошу Элейн сделать кондиционер посильнее.
— Может быть, моя настоящая мама живет в Бронксе.
— В смысле, прямо сейчас?
— И, может быть, мой йи ба тоже. Или тетя, или брат — двоюродный.
— Поехали.
— Как?
— Я знаю как.
Он залез в карман.
— У меня есть пять баксов.
— Погоди. — Энджел стала пробираться через комнату, и Деминь пристально за ней следил. Если она собиралась на него наябедничать, позвать Питера и Кэй, он на нее набросится. Это несложно — он крупнее ее. Он пружинил на ногах, наготове, пока она копалась в шкафу и наконец достала розовые чулки.
— Дэниэл, — сказала она. — Смотри. — Внутри чулок оказалась пачка двадцатидолларовых банкнот. Деминь со смехом опустился на пятки. — Я их сперла у Джима, — сказала Энджел. — Ему всё равно.
В квартире Хеннингсов не было ни комнаты для гостей, ни кабинета, так что Кэй и Питеру пришлось умещаться на надувном матрасе в комнате Энджел, а Энджел и Деминь переехали на пол большой комнаты, поджидая, пока Элейн и Джима одолеет похмелье после Дня попадания, а Питера и Кэй — ранний подъем. Когда из обеих спален послышался храп, они напихали под одеяла полотенца и отправились на выход. Энджел — со своими ключами в розовой пластиковой сумочке — ввела код, чтобы отключить сигнализацию, а Деминь с рюкзаком в руке закрыл за ней. Он подавил желание шепотом попрощаться с Питером и Кэй. Они спустились не на лифте, а по лестнице, все двадцать этажей, и выскочили в служебный выход. На углу Энджел поймала такси. Деминь предполагал, что они поедут на метро, но Энджел сказала, что у нее всё схвачено.
— Мы едем в Бронкс, — сказала водителю Энджел. — Родители дали нам деньги.
— Угол Юниверсити и Западной 190-ой, — сказал Деминь. — Там моя семья, — стоило это произнести, как он почувствовал, что внутри растет холодный комок. «Ваш звонок не может быть осуществлен», — шептал этот комок. Но она бы его не бросила. Таксист возился с радио. — Сделаете музыку погромче? — попросил Деминь, и машину наполнили барабаны. Деминь твердил про себя «мама, мама, мама» и говорил водителю, куда ехать, когда они свернули с шоссе и попали в Бронкс, — и вот вечный светящийся знак «Кентукки Фрайд Чикен», тени от путей метро и щемящий вид тротуаров, поднимающихся за угол. Магазины обуви, алкоголя, продуктов. Всё было точно таким же. Эти одиннадцать месяцев здесь всё жило без него. Забыть Питера и Кэй, забыть Роланда и Риджборо. Он дома.